извлеченные воспоминания через омут памяти, тем больше накапливалось крайне любопытных фактов, которые он, на данный момент определил, как нечто условно похожее на пророчества. И в верности своего предположения директор хорошо убедился за последние три года. Ведь в них был и Хогвартс, и знакомый ему, поступивший в школу, мальчик Поттеров — который выжил. И ожидающая парня очень сложная судьба, причем, начиная уже с первого года обучения. Даже сам Рон Уизли так же периодически мелькал в кусках воспоминаний, чаще всего, вместе с какой-то грязнокровкой. А ещё, в этих обрывках он увидел хорошо известного ему Тома Редла, ныне Волан-де-Морта, точнее, бледную тень его былого могущества, что всеми силами пытается вернуться в мир живых…
И всё это, просто замечательно дополняет то самое пророчество профессора Трелони, в котором была предсказана судьба и противостояние павшего темного лорда и Гарри Поттера.
Но, все фрагменты памяти касательно сего вопроса, обрывались в тот момент, когда Гарри закончил третий год обучения в Хогвартсе. И если раньше хозяин кабинета полагал, что ему и так за глаза хватит полученной информации для успешной реализации своих планов и решений. То вот сейчас, подводя итоги уходящего учебного года, обнаружился ряд существенных нестыковок, на которые, в тех воспоминаниях, не было ни намёка!
«Кто же ты, Алекс Гибсон? Откуда ты такой красивый на мою голову взялся?» — снова и снова мысленно задавал себе этот вопрос директор — «Ведь именно ты, стал той переменной, что медленно, но верно, с каждым днём меняло известную мне череду событий… Неужели ты какой-то чародей из будущего? Обладатель одного из „Маховиков времени“, что решил так грубо вмешаться в бытие, наплевав на последствия из-за привнесенных тобой изменений?»
— И что же мне с ним делать? Может ты, Фоукс, подскажешь?
Всполохи пламени пробежали по перьям магической птицы, являясь вполне красноречивым ответом.
— Сжечь? Мне нравится твой вариант, мой дорогой друюг. Даже несмотря на то, что он, малость, радикальный. Зато как надёжно! — улыбнулся директор.
Но дальнейшие размышления старого мага были прерваны внезапным гостем.
— Вечер добрый, директор Дамблдор — Римус Люпин не стал долго стоять у порога, сразу же войдя в кабинет — Будьте так любезны, подписать.
— Зачем тебе увольняться? — первое, что спросил Альбус, прочитав полученный пергамент — Ведь сейчас, насколько мне известно, над тобой больше не довлеет твой тяжёлый недуг.
— Верно — слегка поморщился бывший преподаватель «Защиты от темных искусств» — Но, уж простите, у меня возник ряд неотложных дел.
— Что тебе мешает их выполнить в течении лета? — от внимательного взгляда Дамблдора не ускользнули попытки скрыть своё нервное состояние собеседником — А после этого, Римус, ты бы мог спокойно вернуться к преподаванию.
— Боюсь, что нет, уважаемый директор. Так как эти вопросы требуют моего длительного отсутствия в Британии.
— А деньги то у тебя имеются? На подобное путешествие, ещё и на неопределённый срок. Ведь большая часть жалования, что ты получал в Хогвартсе, уходила на ингредиенты для необходимого тебе зелья.
— Найдутся, директор Дамблдор. Можете не сомневаться в этом.
— Очень надеюсь, Римус. Что их источником не окажется твой давний бывший друг, Сириус Блэк. Ведь в противном случае, ты потеряешь мою благосклонность.
— Буду иметь в виду. Хорошего вечера, господин Дамблдор.
— И тебе, Римус — завершил разговор старый маг, проводив недовольным взглядом своего ныне уже бывшего сотрудника.
* * *
Считай год, находясь в бегах, Сириус уже давно узнал, что в этом доме его уже ни кто не встретит. Как и печальный факт того, что он остался последним из чистокровных Блэков по мужской линии. Сначала без вести пропал младший брат Регулус. Затем ушёл из жизни отец, а следом мать покинула этот мир. А учитывая, что у Сириуса нет ни жены, ни детей, и из близких родственников остались только крестник, да три кузины, одна из которых мотала срок вместе с ним, считай в соседней камере. Грустно… одним словом, ощущать себя в таком одиночестве.
Поэтому, слова некоего Алекса Гибсона не могли не зацепить мужчину. Особенно после того, как он собственными руками отправил предателя Петтигрю в мир иной.
Площадь Гриммо 12. Старый дом, одной из древнейших чистокровных семей, что ещё недавно пустовал. Точнее, его единственным жильцом был старый домашний эльф, долгие годы преданно выполнявший свою работу в этом поместье.
— Давно же я здесь не был… — молвил человек средних лет, подходя к крыльцу.
Старые грязные стены, закопчённые окна, истёртые каменные ступени и видавшая виды дверь, выкрашенная в чёрный цвет. Всё это, не могло не создавать мрачную и гнетущую атмосферу на душе и сердце путнику.
— Domum, dulce domum… («Дом, милый дом… » латынь) — прошептал Сириус, поднимаясь по ступеням.
На двери нет ни замочной скважины, ни ящика для писем, лишь серебряный дверной молоток в форме извивающейся змеи.
— Как же тут всё… по слизерински!
Но, на удивление, старый дом был надёжно защищён от не прошеных гостей. Ведь в свое время отец Сириуса, Орион Блэк, наложил на него все защитные заклинания, какие только знал и смог выполнить. А потому, в Англии нет лучшего места, чем это, дабы спокойно пересидеть невзгоды. Не удивительно, что именно сюда сразу же направился беглый узник.
— Как же всё запущено… — пройдя через прихожую, мужчина попал в длинный мрачный коридор, с отстающими от стен обоями и выцветшим ковром и едва освещаемом затянутыми паутиной люстрами.
— Мерзавцы! Отребье! Порождение порока и грязи! Полукровки, мутанты, уроды! Вон отсюда! Как вы смеете осквернять дом моих предков — встретил гостя портрет в полный рост бывшей хозяйки дома, Вальбурги Блэк, украшающий собой стену.
— Привет, мам! Что, не признала? Видать богатым буду! Хотя, я и так уже богат, являясь единственным прямым наследником нашего рода.
— Сириус… — не веря своим глазам, ответила женщина.
— Он самый. И я вернулся!
— Но ты же… должен быть в Азкабане. Тебя же, арестовали.
— Ключевое слово — был. Но теперь это неважно. Так как на этот замечательный курорт я не собираюсь возвращаться.
И пока портрет матери продолжал бубнить тихим голосом проклятия в адрес непутёвого сына и позора рода, что единогласно поддержали остальные портреты членов семьи, выставленные в коридоре. Единственный наследник поднялся в гостиную. По пути оценив на семейном гобелене своё выжженное имя.
— Какая прелесть. Но,
