Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
— Боже! Боже! Боже! — Челюсти смыкались за каждым словом,будто капкан.
Кэрри сидела, не двигаясь.
Мама встала и обошла вокруг стола. Ее трясущиеся руки сполусогнутыми пальцами походили в этот момент на хищные когтистые лапы. На лице— безумная смесь сопереживания и ненависти.
— В чулан! — приказала она. — Немедленно в чулан и молись.
— Нет, мама…
— Парни… Да, теперь и до этого дошло. После первой кровиначинаются парни. Как поганые псы, как принюхивающиеся ищейки они идут назапах. Этот запах!
Она развернулась и наотмашь влепила Кэрри пощечину — словнощелкнул
(о боже я так ее теперь боюсь)
в комнате кожаный ремень. Кэрри покачнулась, но все жеудержалась на стуле. Отпечаток ладони на щеке, поначалу белый, налился густымкрасным цветом.
— Вот тебе моя отметина… — Глаза миссис Уайт расширились допредела, и словно остекленели. Она часто, прерывисто дышала и говорила будтосама с собой, в то время как скрюченные пальцы вцепились Кэрри в плечо иподняли ее из-за стола.
— Я все видела. Все знаю. Да уж. Но. Я. Никогда. Этого. Неделала. Только с ним. Потому что. Он. Взял. Меня. Силой… — Она умолкла, и еевзгляд скользнул к потолку.
Кэрри оцепенела от ужаса. Мама вела себя как припадочная —казалось, на нее снизошло какое-то великое откровение, которое вот-вот ееуничтожит.
— Мама…
— В машинах… Да уж, я знаю, где они прибирают тебя к рукам.За городом. В придорожных мотелях… Виски. Этот запах… Они дышат на тебя этимзапахом! — Голос ее поднялся до крика. На шее вздулись вены, а запрокинутаяголова заходила по кругу, словно ее взгляд искал что-то на потолке.
— Прекрати, мама.
Слова вернули ее в некое туманное подобие действительности.Губы миссис Уайт раскрылись от удивления, и она замерла посреди кухни, будтопытаясь отыскать в этом новом мире что-то старое, знакомое, за что можноуцепиться.
— В чулан, — пробормотала она наконец. — Иди в чулан имолись.
— Нет.
Мама занесла руку для удара.
— Нет!
Рука застыла в воздухе. Мама уставилась на нее, словно немогла поверить, что она все еще там или все еще цела.
Ни с того ни с сего с подставки па столе поднялся противеньс пирогом и, метнувшись через всю кухню, врезался в стену рядом с дверью вгостиную. По стене поползли фиолетовые потеки черничного варенья.
— Я иду на бал, мама!
Мамина перевернутая чашка подскочила и, просвистев у нее надухом, вдребезги разбилась над плитой. Миссис Уайт взвизгнула и рухнула наколени, закрыв лицо руками.
— Дьявольское отродье, — простонала она. — Дьявольскоеотродье. Сатана…
— Встань, мама.
— Похоть и распущенность, искушение плоти и…
— Встань!
Мама умолкла и встала, все еще держа руки над головой,словно собиралась сдаваться. Губы ее беззвучно шевелились, и Кэрри показалось,что она молится.
— Я не хочу с тобой ссориться, мама, — сказала Кэррисрывающимся голосом и с трудом заставила себя продолжить. — Но я хочу, чтобы тыне мешала мне жить своей жизнью. Твоя… твоя мне не нравится.
Она умолкла, испугавшись собственной смелости. Преступнаямысль наконец-то вырвалась наружу, и это было в тысячу раз хуже, чем даже тосамое Грязное Слово.
— Ведьма, — прошептала мама. — Недаром сказано в СвятойКниге: «Ворожеи не оставляй в живых». Твой отец делал Божью работу и…
— Я не хочу об этом слышать, — заявила Кэрри: когда мамаговорила об отце, это всегда действовало на нее угнетающе. — Но я хочу, чтобыты поняла: отныне у нас все будет по-другому. — Глаза ее блеснули, и она тиходобавила: — Им тоже придется это усвоить.
Мама продолжала бормотать что-то себе под нос.
Кэрри даже не почувствовала удовлетворения: развязка неоправдывала ее ожиданий, и от этого словно ком застрял в горле. Неуютноеощущение тяжести в животе не давало покоя, и она отправилась в подвал заспрятанным там свертком.
Конечно, так лучше, чем сидеть в чулане. Слов нет. Все, чтоугодно, только не этот чулан с голубым светом и удушливым запахом пота игреховности. Все, что угодно. Абсолютно все.
Она остановилась, прижав сверток к груди, и закрыла глаза,прячась от света тусклой голой лампочки, заросшей паутиной. Конечно же, ТоммиРосс ее не любит — на этот счет она не обманывалась. Тут, скорее, какая-тостранная форма покаяния — понять это было не сложно. И откликнуться,согласиться. Ведь она лучше других понимала, что такое покаяние, — понимала всюсвою сознательную жизнь.
Он сказал, что все будет хорошо, что они позаботятся обэтом. Уж что-что, а она-то точно позаботится. И не дай бог им устроитькакую-нибудь пакость! Не дай бог. Она не знала, от господа ее дар или от дьявола,и теперь вдруг, когда поняла, что ей все равно, ее охватило почти неописуемоечувство облегчения — словно упал с плеч тяжеленный груз, который она носила всюжизнь.
Мама наверху продолжала бормотать. Только теперь уже не«Отче наш» — теперь она читала молитву об изгнании нечистой силы.
Из книги «Меня зовут Сьюзен Снелл» (стр. 23):
В конце концов об этом даже сняли фильм. Я его видела вапреле, и, когда вышла из кинотеатра, меня чуть не стошнило. Когда в Америкеслучается что-то важное, кому-то обязательно хочется покрыть все сусальнымзолотом и украсить ленточками. Чтобы можно было забыть. И вряд ли кто-нибудьпонимает, насколько это серьезная ошибка — забыть Кэрри Уайт…
В понедельник утром Грэйл и его заместитель Мортон пили кофев директорском кабинете.
— От Харгенсена пока ничего не слышно? — спросил Мортон.Губы его при этом изогнулись в этакой уэйновской ухмылке, но все равно былозаметно, что он волнуется.
— Ни звука. И Кристина перестала болтать, что ее папочкапустит нас по миру. — Грэйл подул на свой кофе.
— Но ты, похоже, не очень радуешься?
— Пожалуй. Ты слышал, что Кэрри Уайт идет на выпускной бал?
Мортон удивленно заморгал.
— С кем? С Клювом?
«Клювом» в школе прозвали Фредди Холта, еще одного из«отверженных». Весил он, дай бог, фунтов сто, но, увидев его, нетрудно былоповерить, что шестьдесят из них приходится на нос.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
