скалолазов, на клочки. Так что нам всем крупно повезло, что эта зверюга мелкая.
Ехать нам предстояло четырнадцать часов. То есть прибыть на базу мы должны были рано утром.
Вечером, чтобы хоть как-то скоротать время, мы сели играть в карты. Облюбовали пол в автобусном проходе и включили палаточный ночной фонарик. За игрой в подкидного дурака время потекло веселее.
На кочке меня тряхнуло, и мои карты рассыпались. Только я наклонилась, чтобы их собрать, как острые крысиные клыки вцепились в мой нос.
– Адай! – завизжала я.
– Р-р-р! – воинственно зарычала Боня, намертво зажав в мизерной пасти кончик моего носа.
Я не заказывала себе прокалывание носа в четырёх местах! Больно-то как, батюшки, аж слёзы брызнули. Вот правду говорят: мал клоп…
Саша кое-как оторвала свою истеричную Боню от меня, но к тому времени я уже была, как Дед Мороз красный нос. В прямом смысле.
Одно хорошо: Боню заперли в переноске. Наказали.
К ночи Золушкина карета превратилась в тыкву, а мой нос – в картошку.
Да уж, славное выдалось начало горных приключений. А в том, что это будут именно приключения, я не сомневалась.
Так уж истерически сложилось, что, помимо меня, в нашей компании было ещё три клоуна. Дима, который работал по выходным детским аниматором в пиццерии. Толик, просто клоун по призванию. И Ярик по прозвищу Щекотило, который защекочет кого угодно до обморока.
А вот роль грустного и гнусавого клоуна досталась… угадайте кому? Мне бы ещё рукава длинные и комбинезончик белый с тремя большими пуговицами спереди. Вот тогда был бы завершённый образ. Тёмные круги под глазами – есть, раздувшийся и заклеенный пластырем нос – тоже есть, глазки заплаканные – аж два!
***
От мысли, что мне вот прям сейчас, на рассвете, предстоит впервые в жизни устанавливать палатку, я… ещё полнее вжилась в роль Пьеро. И переживала я не зря: в комплекте, который мне выдали, не было колышек, а одна из двух палаточных дуг как-то нездорово согнулась уголком.
«Ну, не унесёт же меня ветром вместе с палаткой. Тут и колышки никакие не нужны, вон какая бандура», – легкомысленно подумала я и разложила все свои вещи по углам жилища, чтобы уж наверняка пришпилить палатку к земле.
Мы разбили лагерь на берегу озера, в лесу. Это было уже облюбованное туристами место для кемпинга. Здесь даже деревянный туалет имелся и навес для полевой (а точнее, лесной) бани.
Красота! Если бы не комары, то я назвала бы это живописное место раем.
***
До десяти часов утра наш лагерь затих. Все спали. Соседей по палатке у меня не было, так что я по-хозяйски легла по диагонали и, наконец, уснула. В автобусе сидя не особо расслабишься.
А к полудню, после завтрака, мы при полном снаряжении отправились покорять скалы.
В Карелии ночью тоже шёл дождь. И хотя солнышко уже вовсю светило, а ветер задувал, камни всё ещё были холодные и скользкие. Без страховки ползти наверх – чистой воды самоубийство.
Благо, наш бравый отряд быстро освоился, наметил пути подъёма и закрепил страховки.
Я как самая лёгкая и шустрая начала восхождение первой. Сложно, блин. У себя-то на скалодроме я каждый уступ знаю, а тут всё новое, неудобное. Но ничего. Я ведь умышленно взяла сложную трассу, а где наша не проползала!
Хоп-хоп – и я наверху. Царь горы, не иначе. А красота-то какая! Лепота! Стою, любуюсь живописным пейзажем.
Внизу, за тонкой полоской леса, разлилось озеро, а по озеру сиротливо плавает один-единственный красно-синий парусник. Эк его перекорёжило-то от ветра! Парусники обычно высокие, и острый конец паруса смотрит вверх. А тут… недоразумение какое-то. Видимо, новичок по глупости выперся на середину озера и всё никак не может справиться с управлением. И туда, и сюда его швыряет по воде.
Надо бы позвонить спасателям. Вдруг человек не может сам добраться до берега и тонет?
Я потянулась в карман за телефоном, но вдруг вспомнила, что оставила его в палатке вместе с остальными вещами. А бежать – долго. Придётся ждать, когда на скалу взберётся… Кто там после меня?
– О, Толя! – радостно воскликнула я, когда парень, кряхтя, вывалился на плато вершины. – Спасай! В озере человек тонет. Срочно нужен телефон!
– Где тонет? – уставился на озёрную гладь Толик.
– Там! – показала я пальцем на парус, который уныло болтался на волнах.
– У меня для тебя плохие новости, Наташа, – прискорбным голосом сообщил мой товарищ.
– Что, он уже утонул, да? – расстроилась я.
– Нет. Это там твоя палатка плавает.
– Что-о-о? – вырвался из моей груди крик ужаса.
Перед глазами замелькали образы вещичек, которые прямо сейчас тонули посреди озера: мобильный телефон, рюкзак с библиотечной книжкой и блокнотом, бутерброды с колбасой, конфеты, куртка, трусы, туалетная бумага… Ох… Прощайте, мои дорогие.
И гнало мою палатку всё дальше и дальше от нашего лагеря. Знала бы – привязала бы палатку к сосне! Но хорошая мысля приходит опосля.
Третьим на скалу поднялся Ярик. Узнав, в чём дело, он заржал и покатился по земле. Ну никакой эмпатии у человека нет.
Остальных мы дожидаться не стали – побежали по пологому склону вниз, к лагерю. По дороге Толик позвонил в спасательную службу и обрисовал ситуацию.
Я неслась к месту происшествия с тлеющей надеждой, что это всё-таки не моя палатка бороздит водные просторы.
Увы. Моя…
На песке, где берег спускается к воде, остались следы перемещения палатки. Такое ощущение, что её, бедную, силой тащили купаться, а она упиралась изо всех сил. Оно и понятно – вода-то холодная. Хоть июнь, тепло, но купаться в такой воде – себе дороже. Остаётся надеяться на спасателей.
***
Вечером, когда наша компания скучковалась у костра над котелком с ароматной похлёбкой, спасательный катер прибуксовал к нашему берегу мою многострадальную палатку. Кривенькую, жалкую, потопленную, нацеплявшую на себя водорослей.
Внутрь можно было и не заглядывать. Ну, или заглянуть, если уж очень хочется поплакать. Ибо палатку вытаскивали на берег двое парней, и им было тяжело.
Водонепроницаемая плащ-палатка сдалась перед напором водной стихии – промокла до ниточки.
Телефон, подаренный мне Костей, испортился. Ребята пытались его просушить, разобрали и сунули в пакетик с рисом, но всё бесполезно. Беда. Как я Косте теперь в глаза-то посмотрю? Стыдобища…
Томик «Мёртвых душ» Гоголя, заданный на лето, я сожгла на костре. Спасать там было уже нечего. Он так отсырел, что даже буквы на страницах расползлись. Потом приду в библиотеку и повинюсь, что книга сначала утонула, а потом была предана огню. Авось, покойный Николай Васильевич
