выигрывать их, стоит только слегка надавить на более сильного соперника… Ну, как пытались сделать с тобой. Не придумать лучше условий для того, чтобы незаметно управлять практически всем тотализатором, сосредоточенным на боях и обчищать карманы не очень умных зрителей. Доусон, собственно, и видел во мне лишь только способ зарабатывать деньги, поэтому в первую очередь попытался вернуть меня в бой с помощью оптического импланта, ведь без него моя результативность упала процентов так на тридцать. Сам понимаешь — когда у тебя вместо двух основных органов, через которые поступает почти вся информация об окружающем мире, остаётся всего один, это неслабо так бьёт по привычному укладу и жизни. Никогда одноглазый инвалид не сравнится с равным в прочих аспектах здоровым человеком.
Не знаю, понимал ли это Магнус, а вот я понимал совершенно точно. Зелёных салаг, например на первых порах обучения, на курсе молодого бойца, так сказать, чуть ли не палками бьют, чтобы отучить их закрывать один глаз, когда работаешь с прицелом — что с открытым, что с коллиматорным, что с оптическим. А всё потому, что, закрывая один глаз, ты сразу теряешь почти что тридцать процентов поля обзора, а в некоторых случаях и больше. Если бы это было необходимо для использования прицельных приспособлений, то, конечно, этим фактором можно и нужно было бы пожертвовать… Но так как такой необходимости нет — лучше всегда смотреть перед собой обоими глазами, не уменьшая самому себе обзорности.
А для бойца-рукопашника потеря одного глаза это ещё хуже, чем для стрелка, и всё из-за дистанции, на которой происходит контакт. Любой более или менее профессиональный боец в спарринге с одноглазым противником быстро выкупит, что со стороны отсутствующего глаза тот практически ничего не видит, и начнёт заходить с одноименной стороны, атаковать с одноименной руки и вообще всячески использовать этот фактор себе на пользу. И даже если окажется так, что это будет его слабая сторона, его слабая рука — это всё равно особо не поможет инвалиду, потому что там, где не выходит взять «качеством» удара — его силой, противник будет брать количеством, пользуясь тем, что тот не сможет их заблокировать или увернуться. Просто, потому что их не видно.
— Он даже разорился на очень и очень приличный имплант ради меня, — продолжил Вектор свой рассказ. — И мне крайне повезло, что, помимо этого, он разорился ещё и на полную диагностику моего организма перед имплантацией. Тогда-то и выяснилось, что у меня асинтезия, а значит, никаких имплантов, которые подключались бы напрямую к нервам, я поставить себе в жизни не смогу. И вот это, — Вектор постучал ногтем по пластине, прикрывающей глазницу. — По сути, вершина моей аугментации. Ну а когда Доусон об этом узнал, он просто осатанел. Мало того, что я вышел из строя как боец, так он ещё и потратил до хрена юнитов на имплант, который теперь даже поставить некому и некуда! Хотел избить меня, вымещая свою злость, но я умудрился сбежать от него и неделю потом прятался по закоулкам станции.
— Сочувствую, — прогудел Магнус, на мгновение задумался и пожал плечами. — Или нет.
— Да нужно мне твоё сочувствие! — улыбнулся Вектор и махнул рукой. — Тем более, что Доусону все его действия потом вышли боком… Или, вернее сказать, я ему их вывел. Я ведь не просто так прятался на станции, я вынашивал план своей мести. Занятное, знаешь, дело — ненависть к нему затмила собою даже ненависть к тебе, а ведь изначально я именно тебя винил во всём, что со мной происходит. Но ты к тому моменту уже сбежал со станции, а Доусон — вот он, в пяти минутах пешком, и никуда сбегать не собирался. Здесь же его империя, его царство. И именно эту самую империю и я решил разрушить. Знаешь, как?
— Полагаю, что догадываюсь, — хмыкнул Магнус. — Но лучше расскажи сам.
— Умом! — Вектор постучал себя пальцем по лбу. — Я же сам в прошлом был одним из его бойцов, знал сильные и слабые стороны каждого из них. А ещё — знал множество бойцов других тренеров, против которых неоднократно и сам выходил на ринг. А ещё, опираясь на все эти знания, я безошибочно мог определять подставные бои. Те самые, на которых зарабатывал и Доусон и все остальные тоже. На остальных мне было плевать, а вот Доусона я решил проучить и начал носить разлад в его отстроенный тотализатор. Я приходил на бой для того, чтобы определить, подставной он или нет и, если да — всем, до кого только мог дотянуться, сообщал об этом, рекомендуя не ставить на, казалось бы, очевидного победителя. Поначалу меня, конечно же, посылали и игнорировали, но я не обижался — я понимал, что это игра вдолгую. Уже на третий раз ко мне стали прислушиваться, а на пятый — меня уже стали искать. В тот момент у меня закончились последние сбережения, на которые я выживал всё это время, и я начал брать понемногу деньги с людей за свои «консультации», но это их не остановило. Они готовы были отдать сотню юнитов мне, ведь это гарантировало, что чуть позже они не отдадут тысячу кому-то другому. А знаешь, что самое забавное? Они могли бы купить информацию один раз и передавать её друг другу бесплатно, но каждый из них думал, что он один такой умный, он один подстраховался, а все остальные — лохи, и сейчас потеряют свои бабки, и эта мысль прилично грела их души. Нет чтобы всем скооперироваться и всем остаться в небольшом, но выигрыше… Но они надеялись, что сейчас все вокруг проиграют, и эти деньги утекут в руки тому, кто подсуетился и купил у меня нужную информацию. Только лишь один-единственный раз они собрались все вместе и как один встали плечом к плечу. Это когда Доусон и остальные тренеры, устав терять деньги, решили найти меня и устроить мне тёмную, а ещё лучше — просто устранить, ведь из-за меня вся их чёткая выстроенная схема начала разваливаться. Вот только хрен там плавал — простые работяги станции, которые из раза в раз покупали у меня информацию, встали на мою защиту и злопыхателям пришлось отступить. Они-то думали, что идут учить жизни одинокого подростка, а их встретило несколько сотен хмурых усталых работяг. Против такой силы даже два десятка бойцов, которых прихватили с собой, не сдюжат, да они и не
