по кафельной плитке… «пообщаться с Великими Духами», назовем это так.
Общение с Яной оказалось лучше чашки крепкого кофе. Из этого разговора я хапнул столько энергии, сколько хватило бы на полдня, а то и на сутки целиком. Если до этого я порой и корил себя, что, может, в чем-то не разобрался, что-то не понял, поступил как-то не так – теперь этого не было. И не было привязанности к Яне, не было ностальгии по ушедшим временам. И сожаления тоже не было.
– Чудак человек, – говорил сам себе, выйдя посидеть на балконе, – тебя использовали, как дойную корову, а ты еще рефлексировал после по этому поводу.
– Ну а как!
– Ну а как?
– Конечно, рефлексировал! Я такой хрени ни разу в жизни не встречал! Не знал даже, что может быть так! Поэтому и искал этому разумное, с точки зрения моего мира, объяснение!
– Не, ну вообще да, логично.
– Сам посуди: меня использовали, предавали, а потом я еще почему-то оказался мудаком. Это как? Это нормально? Конечно, я, вначале офигев от такой наглости, начал думать, что это со мной, наверное, что-то не так.
– Но сейчас-то мы со всем вроде разобрались?
– Да, сейчас да. И хвала богам, что со мной произошло все то, что произошло за эти пару дней. Останься я один на один с самим собой – чокнулся бы.
– Наверное, да. Выпьем?
Размышляя дальше, анализируя, подумал, что с Яны и ее любовничка и правда станется поднасрать мне на работе или причинить какую-нибудь еще гадость. Но это будет потом, уж точно не прямо сейчас, так что можно расслабить булки, ведь лучше иметь храброе сердце и печалиться, когда происходит что-то плохое, чем быть трусом и бояться собственной тени, отравляя ядом страха счастливые моменты жизни.
Мысли мои, следуя по этому шоссе, плавно свернули на вчерашний вечер. Я посмотрел на левое запястье. Номер телефона девушки в белом все еще был отчетливо различим на коже. Позвонить ей, может?
Не найдя ответа на этот вопрос, я, тем не менее, на всякий случай переписал заветные цифры на клочок бумаги, который потом засунул для верности в сейф и отправился на пляж.
Мир в это утро казался мне другим. Казалось, что раньше я ходил по этой земле, разглядывая окрестности через мутное стекло потертого скафандра своих проблем и предубеждений, который, как-то нацепив, не смог снять. Но сегодня утром все случилось. Разговор с Яной очистил мой разум, и я смотрел на все вокруг, как ребенок – широко распахнутыми глазами. Проблемы остались, конечно, но они перестали облеплять меня со всех сторон, а скорее превратились в маленький рюкзачок за спиной. Вроде что-то там есть, но не особо ощутимо, и вскоре ты вообще к этому привыкаешь и перестаешь замечать, стоит лишь отрегулировать правильно лямки.
Яна волей-неволей научила меня кое-чему: мне не стоит оглядываться на мнение других. У каждого в этом мире, видимо, своя правда, и не нужно так рьяно прислушиваться к мнению других, как я делал до этого. Не нужно стараться угодить всем. Никто этого не поймет и не оценит. На свете есть лишь одна правда, и эта правда – моя. Все остальное – ложь.
Отныне, что бы ни произошло, я постараюсь быть уверен в своих решениях и поступках и не буду никому давать спуску. Я старался быть хорошим для всех, как меня учили книжки и учителя в школах. Но никто почему-то не догадался объяснить мне, что остальные вести себя так не будут, и им на мое мнение наплевать. Только к своим двадцати пяти годам я пришел к окончательному выводу: все хотят тебя использовать.
Ну и еще одно занятное озарение ждало меня впереди, я о нем пока не знал, только догадывался.
Когда пришел на пляж, Игорь с девчонками уже были там.
– Хей, здарова! – поздоровался я с ними, скидывая футболку и кидая ее на лежак рядом с ними.
– Привет! – крепко пожал мне руку Игорь.
Девушки поздоровались более холодно.
– Айда купаться? – продолжил я.
Мне никто ничего внятно не ответил, и я пошел один.
Море – не эликсир от всех болезней, но оно важный его ингредиент. Оказывается, я никогда раньше не видел море по-настоящему, потому что не замечал, насколько оно бескрайне. Или не мог заметить. Когда ты стоишь на берегу реки, ты видишь другой ее берег. Когда ты стоишь на берегу озера, зачастую видишь другой его берег. Когда ты стоишь на берегу моря, не видишь другой его берег, но подсознательно ты этот берег дорисовываешь. Вот как было у меня. Мой мозг, оказывается, не мог воспринять и усвоить ту информацию, что другой берег моря находится боги знает где, и до него плыть и плыть. Я привык видеть мир таким, и дорисовывал то, что привык видеть, даже тому, что такими свойствами не обладало. Знаете, это как представить бесконечность – сложная задачка. Вот представьте себе, что вы добрались до края вселенной. Представили? А ведь это не край, это не середина, не три четверти, это просто кусок огромной и бесконечной нашей вселенной. А если вы рисуете себе в голове границы этой вселенной, как это делал, например, я, то поймите, что за этими границами еще столько же, сколько вы представили, и еще столько же, и еще помноженное на бесконечность. Говорят, мозг человека не в состоянии представить себе такое. И я склонен с этим утверждением согласиться. Кстати, история циклична. Так же циклична, как моя. Все эти мысли о бесконечности бесконечности занимали меня в возрасте лет десяти—одиннадцати, и вот теперь всплыли вновь. Только теперь я мог видеть бесконечность моря, мог не прятать взгляд от горизонта, окаймленного зеленой водой.
В общем, я поплавал, порезвился в волнах, подумал обо всем вышенаписанном и вернулся на берег обсыхать.
– Как вы вчера провели вечер? – задал невинный вопрос своим случайным друзьям.
Мне никто не ответил, и я забил на этот вопрос, погрузившись в наслаждение приятным бризом и шумом волн, накатывающих на песок пляжа.
Попивая Будвайзер, косился по сторонам под прикрытием солнцезащитных очков.
Солнцезащитные очки – это тру, это круто. Это светофильтр на объективах наших глаз, делающих мир немного интереснее, хотя, казалось, куда уж больше.
Игорь с Верой демонстративно не замечали друг друга. Ира демонстративно не замечала всех вокруг, кроме Веры, которой она время от времени показывала фоточки на телефоне. На другом краю шека расположилась семья соотечественников: мама, папа, сын. Сын егозил туда-сюда, родители лениво кричали ему, когда тот удалялся на слишком большое, по их мнению, расстояние. Позже меня пришла небольшая компания из двух девушек и парня. Они громко смеялись и девчонки иногда визжали. Это немного раздражало, хотя еще сильнее раздражали меня молчанием мои «друзья». Наверное, поэтому я допил остатки пива, сходил еще раз искупаться и начал одеваться.
– Уходишь? – спросил меня Игорь
– Да, хочу прогуляться немного.
– Давай, и я с тобой.
«Что с ним такое? – подумалось мне, – как-то это неспроста». Но виду решил не подавать, и ограничился только этим: «Ага, пошли».
Когда мы отдалились от шека, спросил Игоря в лоб:
– Что случилось?
– Да ничего, поразмяться решил.
– А Вера и Ира?
– Они не любят гулять.
– Ты спрашивал?
– Конечно.
– Окей, – пожал плечами и дальше мы пошли молча. Направление выбирал я.
Мэйн Стрит Гоа, проходящая вдоль всего побережья, не сильно приспособлена для прогулок. Тротуар узкий и часто прерывается грязью, стихийными свалками и коровами. А еще по автомобильной дороге днем снует большое количество транспорта всех сортов: машины, скутеры, рикши, автобусы; и все они гудят, шумят, дудят, и кажется, вот-вот собьют тебя, не справившись с управлением. Одному и в наушниках гулять тут еще можно, но вдвоем уже весьма напряжно. Я надеялся, что Игорь скоро поймет это и отвалится по своим делам, но он, вместо этого, зазвал меня в бар, весьма такой колоритный бар: старый, потрепанный, но с кондиционером и сопутствующей кондиционеру прохладой. Я начал было отнекиваться, ссылаясь на то, что еще рано для того чтоб напиваться, но Игорь настоял,
