Часть 1. ОФИГЕНИЯ В ОБИДЕ
– Боже, какая прелесть!
Старенький дребезжащий автобус вёз Аню и пассажиров по белой пыльной дороге. Мимо окошек мелькали седые от пыли придорожные берёзы и ёлки.
А на одном повороте неожиданно выплыла, ослепила глаза дородная, кружевная, нарядная как невеста, церковь. Здесь шофёр подсадил группку малышей, во главе с пожилой женщиной. Деревенский детский садик. Мальчики в картузиках, девочки в беленьких платочках.
Женщина-воспитательница протянула водителю полную пригоршню мелочи. Пожилой шофёр махнул крупной коричневой ладонью:
– Чего там! Ехайте.
У Ани и так настроение было приподнятое, каникулярное. А при этой домашней сценке на сердце стало ещё уютнее. На следующей развилке малыши посыпались из автобуса, как горох. Аня насчитала их числом шестнадцать. Выпрыгивая, каждый мужичок (и бабёночка) с ноготок пищали:
– СпащибО! – именно через «щ» и с ударением на последнем слоге.
16 горошинок – 16 очаровательных «спащибО». Ехавшая впереди городская дама бурно умилялась:
– Боже, какая прелесть! Как маленькие французики! Откуда такой забавный акцент?
Аня думала: «Откуда, откуда. Шепелявость – это они переняли от бабушек, милые повторяшки и попугайчики. А беззубость – бич всей деревни. Раньше не было врачей, сейчас – нет денег на врачей».
Аня сама была из этих мест и обиделась за «забавный акцент».
По закону подлости, в первый же день практики она жестоко простыла и месяц провалялась с бронхитом. Теперь нужно было отрабатывать, на выбор: в городской лаборатории мыть пузырьки или санитаркой – в сельской больнице. Ну конечно, лето в деревне – что может быть лучше!
Она и не подозревала, что остались такие больницы: окружённые стеной вековых елей, тёмные, деревянные. Построенные в середине прошлого года, ещё с печным отоплением.
В уборную в конце коридора Аня шагнула с опаской, памятуя о городских общественных туалетах. Но здесь на половицах сияла свежая масляная краска, на окошке полоскалась под ветерком подсинённая марлечка. На полочке рулон туалетной бумаги и баллончик с освежителем воздуха. На стене листок: «Товарищи пациенты, уважайте труд санитарок!»
Больница отживала последние дни: на краю посёлка стояла готовая к сдаче новая кирпичная, двухэтажная.
Главврач Валентина Ивановна провела Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как важную персону:
– Наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать.
Все доброжелательно кивали, улыбались и дружно выражали сожаление, что Аня поработает только полтора месяца. Особенно мужская палата сожалела.
Мужская здесь была одна: травматологическая. «Сельские мужики болеть не любят. Если только совсем прижмёт, или ЧП», – объяснила Валентина Ивановна. Аня, проходя мимо курилки, слышала вслед восхищённый присвист:
– Офигенная девушка!
– И прикид такой… Ничего.
Аня ещё не успела переоблачиться в белый халат. На ней была низко срезанная полупрозрачная блузка, тугие голубые джинсы.
– Слышь, как раз книжку читаю: «Ифигения в Авлиде». А у нас теперь своя Офигения в прикиде!
Дневная смена – от заката до рассвета, 12 часов. Ночная – день через два: отсыпной, выходной. Чем хороша работа санитарки – смена пролетает как одна минута. Не успеешь заступить – уже вечер. Или утро. «Аня, заработалась?! Домой пора».
Горшки, судна, утки. Смена белья. Умывание-подмывание, кормление лежачих. Еду нужно нести на коромысле из пищеблока. Два десятилитровых ведра: в одном огнедышащий рассольник, в другом гора котлет с гарниром. Потом за компотом.
