знаю, — промурлыкал Кирилл, — я это уже понял, и мне это нравится… Мне нравится, когда ты хочешь секса… И я его хочу… — Кирилл старался говорить томно, как перед поцелуем и ласками, от этого зависела его жизнь.
— Тогда давай, докажи, что ты мужик! — Машка опять засмеялась, будто во всю шли предварительные игры, заглотила коньяк, икнула, ойкнула и вскочила на четвереньки и зарычала, как загулявшая кошка. Брошенный на кровать бокал скатился на пол, не разбился. Кирилл пихнул его ногой подальше от кровати и стал быстро раздеваться. Машка встала на колени, сняла лифчик, раскрутила на пальце и запульнула — тот пролетел по косой траектории и упал на письменный стол. Потом она плюхнулась на задницу, стянула трусы и, хохоча, зашвырнула их к двери. Кирилл свою одежду сгрузил горкой у кровати. Трусы тоже снял и кинул их рядом, на видное место. Из кармана джинсов достал упаковку презервативов, вынул один, разорвал фольгу. Сам презерватив сунул под подушку, а из коробочки и блестящего разорванного конвертика сложил на тумбочке небрежную композицию «Надевание в спешке». Машка подпрыгивала на кровати, добиваясь характерного прелюдии скрипа, постанывала, хихикала, взвизгивала, выкрикивала пошлости. На удивление, имитация выглядела правдоподобно и невольно вспоминалась Лариска с инсценировкой изнасилования. Наверно, во всех бабах живёт актриса.
Одобрительно усмехаясь, Кирилл лёг. Устроился посередине кровати, под голову удобнее подмял обе подушки. Машка тут же взгромоздилась сверху, переливчато засмеялась, поёрзала на самом паху.
— Аккуратней: яйцо отдавила! — шикнул Кирилл, кладя ладони ей на талию. Гладенькое девичье тело было тёплым и тонким, невесомым. Груди с большими твёрдыми торчащими сосками висели прямо над губами — потянись, схвати и пососи. Промежность оставляла на лобке влажные следы обильной женской смазки. Если бы член стоял, Машка без усилий бы на него насадилась. Она и хотела этого — дыхание стало глубоким, губы приоткрылись, бедра плавно раскачивались, словно бы толстая игрушка уже скользила в ней. А Кирилл не хотел. То есть секса он хотел, но только при условии, что на месте Машки находится Егор.
Кровать поскрипывала. Со стороны прихожей было тихо. Кирилл мандражировал. Конечно, он мог бросить эту сложную затею с проучиванием родителей, усыплением их бдительности и просто переждать оставшийся месяц, но он боялся, что, не видя исправления его ориентации, они поставят новые препоны на пути к Егору. К тому же, порой на него начали накатывать приступы паники — что с каждым днем меньше шансов на прощение, что Егор зачерствел, забыл, выкинул из сердца. Поэтому необходимо было убедить церберов, что им нечего опасаться, тогда в самый ответственный момент они опоздают и не помешают. Пусть на это уйдёт больше времени, чем хотелось бы, но игра стоила свеч.
— Маш, тсс! — приложил палец к губам Кирилл, и девушка умолкла, прекратила тереться о член. Они заговорщически улыбнулись друг другу, и Кирилл, чуть поднял голову, закричал: — Мы сегодня, наверно, у вас ночевать останемся! — Крикнул громко, но недостаточно, чтобы его могли расслышать. Расчёт был на то, что мать с отцом вместе или кто-то один подслушивают, например, сидя в гостиной с выключенным телевизором. Они услышат что-то явно обращённое к ним и получат повод войти в комнату за уточнением. А вломиться в комнату и собственными глазами убедиться, что они правильно истолковали доносящиеся оттуда звуки, им несомненно было невтерпеж.
— А если они не придут? — прошептала, низко наклонившись, Машка. Её волосы защекотали Кириллу лицо и ключицы.
— Тогда повторим попытку. Давай, не отвлекайся теперь. — Калякин согнул ноги и снова положил ладони на бёдра Машки. Она сразу начала раскачиваться, имитируя половой акт, упиралась руками в его плечи. Сиськи тряслись, отвлекали. От трения член начал наливаться. Да где же эти инспекторы?!
Хоть и, кусая губы, ждал, от резкого короткого стука в дверь Кирилл вздрогнул. Ручка повернулась, и в образовавшуюся щель пролезла материна голова.
— Что ты сказал, Кирилл?
— Блять! — тут же взвизгнула Машка и кубарем скатилась за Кирилла, потянула на себя одеяло вместе с покрывалом, которое не очень-то вытаскивалось, придавленное лежащим на нём телом.
— Мам, ну блять! — в унисон заорал Кирилл, метнувшийся и схвативший покрывало с другой стороны. Он не разгибал ног, чтобы не спалить своё вялое хозяйство. Наконец, прикрыл его.
Мать опустила глаза и мгновенно скрылась за дверью. Всё что ей надо было видеть, она видела, больше в спальне делать было нечего.
— А стучаться не учили? — крикнул вдогонку Кирилл, хотя мать стучала, просто как-то надо было обозначить своё недовольство.
— Пиздец, — забираясь обратно, прокомментировала Машка. Она налила себе ещё коньяка, залпом выпила и легла рядом с Кириллом. Они смотрели телевизор, смеялись, а, когда свет во всей квартире потух, разыграли ещё одну сцену с громкими стонами, смехом, Машкиными криками «О, Боже! Как хорошо!» и бурным оргазмом. Этому сексу, должно быть, аплодировали даже соседи. Родители вынесли его с железобетонным спокойствием. Утром Кирилл подкинул в мусорное ведро презерватив — они с Машкой наплевали в него вместо спермы.
94
Звонок в дверь застал Кирилла на унитазе. Часы в смартфоне, который он держал в руках, показывали двадцать минут одиннадцатого ночи.
— Маш, открой!
Азарова что-то пробурчала, но по паркету раздалось шлёпанье её босых ног. Мелодия тем временем повторилась. Потом щёлкнули замки, и входная дверь металлически лязгнула, открываясь.
— Здрасте, — буркнула Машка.
— Где Кирилл? — спросила без приветствия мать. Кирилл напрягся. Не от страха или тревоги, а от волнения: он ждал контрольного визита уже почти две недели. Родители не поверили в его окончательную обратную переориентацию, тотальная слежка продолжилась, приходилось действовать очень аккуратно, продумывать каждое телодвижение. В соцсети сыпались тонны фотографий счастливой парочки — в постели, за завтраком, за ужином, в институте, в парке, в машине, во дворе, в клубе. Машка переехала в квартиру, постила цитатки про любовь и ссылки на свадебные салоны. Но пыль в глаза оставалась пылью, пока господа Калякины не теряли бдительности. Пока официально не признали голубизну излеченной.
— Кирилл в туалете, — зевнула Машка. — Вы входить будете? Мы вообще-то спать собирались. Предупреждать о приходе надо.
Вместо ответа послышался стук каблуков материных сапог по паркету прихожей.
Кирилл отложил смартфон на бачок унитаза, вытерся, надел трусы и вышел из туалета, гадая, почему самые важные моменты его жизни в последние полгода связаны с дерьмом.
Мать стояла перед зеркалом, на ней было бежевое полупальто с меховым воротником и зимние сапоги. Шапку она не носила и зимой, когда ездила на машине, а для двадцать седьмого октября погода была относительно тёплой. Свет от лампы падал ей на вечно надменное лицо, создавая безобразные тени. Машка в
