Дмитровское кладбище. Склеп. Мерзко внутри. Плесенью пахнет, мышами. Чиркнул Иван бензиновой зажигалкой. Высветил оранжевый язычок кирпичную кладку да заваренный металлический люк на полу. Там, в подполье, покойники и лежат. Но не надо под землю Зарубину.
Тут, наверху, пересидеть можно.
Что и говорить – удачное это убежище. Даже если менты теперь кладбище цепью прочесывают, никому и в голову не придет беглеца в склепе старинном искать. Дверь ржавая, землей заплывшая, да вдобавок еще и заваренная. Окон нет. А то, что кровельный лист неплотно на прежнее место лег, так снизу это вряд ли заметно.
Поставил Иван зажигалку на пол. Примостился к стене и смежил веки.
И уже на грани яви и сна вспомнился почему-то ему фундамент родительского дома и то место, где покойный батяня цинковый ящик с разными интересными железками закопал…
12
Многие в нашем городе Валика Кучинского дураком считают.
Ну, может быть, и не совсем дураком, но уж человеком недалеким, так точно.
Неверное, между прочим, мнение.
Неужель дурачок, внештатным сотрудником милиции столько лет подвизаясь, не сгорел бы в момент на своем полупочтенном занятии? Неужель человек недалекий сумел бы наших ментов безжалостных на деньги раскручивать? Да ни в жисть! Понимает Кучинский: рано или поздно вернется Иван на Дмитриев Посад, в хатенку о трех окнах.
Как раз напротив дома Ефимовой – гастроном двухэтажный.
На первом этаже склады да холодильники. На втором – собственно магазин. В суровые времена опохмела да полного голяка Валик, бывало, и сам грузчиком здесь прирабатывал.
Ни трудовой книжки не надо, ни заявления о приеме на работу.
Чем работа грузчика хороша? Тем, что на свежем воздухе.
Чем свежий воздух хорош? Тем, что обзорность улицы Розы Люксембург почти стопроцентная. А еще работа грузчика тем хороша, что в гастрономе спецодежду дают. Грязно-синий халат да черные рукавицы. Спецодежда, как и униформа, всех нивелирует, всех на одно лицо делает. Так что, если Зарубин и заприметит Валентина случайно, скорее всего внимания на него не обратит.
Конечно, невелика эта радость – работать. Но за пятьсот-то долларов, Магомедом обещанные, не только ящики да кули на своем горбу таскать можно. За пятьсот долларов Валик старуху-мать на двадцатый этаж затащит, да там и оставит. А то еще двоюродный дядя-паралитик у него есть, так его вместе с инвалидной коляской за полштуки никуда заволочь не надо?
13
Раннее утро. Ясное солнышко лучики на землю шлет. Свежий ветерок золотом листвы шелестит. В кронах тополиных воронье каркает.
Сидит Иван на скамейке, в тени аллейки кладбищенской, средь крестов да надгробий, смотрит в «Кредит» да обо всем с ним произошедшем размышляет.
Вот оно, как оказывается, бывает!
Прав был Василий Захарович: сколько с должников ни спрашивай, а ведь все со всех никак не взыскать!
Удивился Иван этой мысли. Неприятно так удивился. Зло, стало быть, не искоренимо. Точно в сказках народных, когда у змея трехглавого на месте отрубленной головы новая вырастает…
А потому еще удивился, что следующая запись в «Кредите» слишком уж неправдоподобной получится. Но тем не менее справедливой.
