готов подставить тебе уши, чтобы ты в них орала, и щеку для пощечины. Одной. Ладно, двух, но на этом все!
Арина не стесняясь рассматривала меня с ног до головы, а щечки ее в этот момент покраснели.
– Завтра все твое будет, – клятвенно пообещал я.
– А уже не надо! – задрала она носик повыше, развернулась и ушла в кухню.
– О, женщины, имя вам коварство! – продекламировал я, топая следом.
Оглядел стол, заметив на нем пустую бутылку, и присвистнул:
– Вы хоть закусывали?
– Нет, – отрезала Арина, наливая себе воду в стакан.
Залпом выпила, а я подошел вплотную и стер капли с ее подбородка большим пальцем. Сглотнул, когда она посмотрела на меня своими глазищами в пол-лица.
Бледная, напуганная, растерянная, но все еще гордая, держащая голову высоко.
Я в тот момент ею даже восхитился.
– Зачем? – протолкнула она вопрос.
– Хотел с тобой побыть подольше, – хрипло признался я, поглаживая ее подбородок кончиком пальца.
Арина сообразила, что ей по статусу не положено наслаждаться моими прикосновениями, и руку мою от себя отбросила:
– Кто такой этот…
– Алан Лейманович? – подсказал я. – Ты его имя принципиально не запоминаешь? Да, наверно, и не надо, он женат!
– Да? Очень жаль. Так кто он?
– Начальник моей охраны, – признался я.
– И ты ему не отдавал последнее?
– Не факт, что машину он вернет, – улыбнулся я.
– Я так не могу, Ринат, – Арина прикрыла глаза.
– Ты только что предлагала мне с тобой переспать, – напомнил я, – а уже не можешь.
– Я… я была пьяна!
– Ты и сейчас не протрезвела. Так что, я прошел твою пьяную проверку на вшивость? Ты предлагала, а я отказался, как настоящий рыцарь поступил. Давай спать, завтра у нас будет целый день, чтобы ты меня выгоняла, а я не выгонялся, эдакий я гад!
– Ты совершенно несерьезный! Ты вообще собирался мне признаться в том, что соврал? – обиженно уточнила Арина.
– Я хотел признаться, когда ты в меня влюбишься, чтобы ты точно никуда не свинтила, – признался я совершенно честно.
– С чего ты взял, что я в тебя влюблюсь?
– У тебя выбора нет, – снова послал ей улыбку, – потому что я всегда добиваюсь своего, а ты мне нужна. Слышишь?
Я подошел к окну, распахнул створки и прокричал во все горло куда-то на улицу:
– Аринка! Ты мне нужна! Слышишь? Прости засранца! Арина-а-а-а!
– Закрой немедленно окно!
– Не закрою, пока не простишь! – снова прокричал я. – Арина, прости! Больше никогда тебе врать не буду! Слышишь?
– Барсов, тебя весь микрорайон слышит! Отойди от окна! – Я слышал, как она топнула ногой.
– Прости меня, дурака! Люди! Человеки! Я дурак, потому что обидел самую лучшую женщ… Ам… ням… Вкусное яблочко.
Арина просто сунула мне яблоко в рот и стояла, уперев руки в бока и сложив бровки домиком.
Молча развернулась, утопала в спальню и заперла за собой двери, оставив меня доедать кисло-сладкий фрукт.
Радовало только одно – она забыла, что собиралась меня выгнать.
Решив, что это моя маленькая победа, запил яблоко водой и тоже отправился на боковую.
Но стоило мне только укрыться пледом, как я услышал то, от чего сердце защемило. Плюнув на все, поднялся, вероломно ворвался в ее спальню, сел на край кровати, немного повоевал с Ариной за одеяло, перевернул ее спиной к себе, прижал к груди плачущую училку и отрезал:
– Нет у тебя проблем, поняла? Я все решу. Слышишь, Арина?
– Уйди, – попросила она.
– Не могу, – признался я. – Спи. Пользоваться твоим состоянием я не собираюсь.
Глава 18
Ринат
Бесконечное падение во сне, когда ты летишь в пропасть, а потом резко просыпаешься, закончилось болью в затылке.
Я раскрыл глаза, сонно пытаясь понять, что пошло не так и когда я стал видеть настолько реальные сны, когда понял, что лежу на полу. Моя удивленная и очень суровая училка стояла на постели на четвереньках и смотрела на меня сверху вниз.
– Ты обалдел? – налетела она на меня раньше, чем я окончательно проснулся.
– Я? – возмутился я.
Давно я не просыпался оттого, что меня банально сбросили с кровати. В последний раз – лет в восемнадцать, когда батя решил заняться воспитательной работой. Но тогда я получил за дело, ибо домой приполз на четырех конечностях и лыка не вязал, а любимый родитель решил наглядно показать, что алкоголь – зло. После того как я целый день в компании отца и в состоянии жесткого похмелья драил всю нашу квартиру, я перестал после гулянок приходить ночевать домой. Сработало, конечно, не так, как планировал батя, но такой уж я…
И вот спустя восемь лет меня снова сбросили с ложа, еще и наорали. Ни за что, между прочим!
А как все начиналось… Хорошо так, уютно, когда Арина засопела в моих объятиях, расслабилась, развернулась и к груди прижалась. Я даже что-то вроде экстаза поймал. Уснул крепким богатырским сном, пока училка вероломно…
– Арина, твою ж туда ж… Четыре двадцать утра! Не зря ты немецкий преподаешь, – прошипел я, глядя на часы. – Фашистка!..
– Почему ты в моей постели голый? – возмущенно воскликнула Родионовна.
Ну фурия! Настоящая фурия. Глаза горят, волосы разметались, если на немецком заговорит – точно нечисть вызовет, ведьма привлекательная!
– Потому что ты мне вчера предлагала сегодня переспать, – вежливо уведомил я, – вот я и решил, чтоб далеко не ходить, сразу утром процесс начать. И я не голый, я в белье.
– Я предлагала… Что?
Она, как кошка, еще и на кровати подпрыгнула.
– Переспать, – повторил я. – И две пуговицы оторвала. Не знал, что ты такая темпераментная, еле отбился, пуговицами пожертвовал.
– Барсов!
– Пить надо меньше, а не Барсов! Я, может, готовился, лучшие труселя напялил, а ты…
Родионовна села. Задумалась. Вспомнила.
– Ты меня обманул!
– На немецком, пожалуйста, чтобы я до самых глубин души прочувствовал все волшебство момента, – улыбнулся я. – И руку так наверх вытяни, ага.
Мне в живот прилетела подушка, а Арина обиженно засопела. Скрестила руки на груди и села на колени, буравя меня недовольным взглядом.
– Ты воспользовался тем…
– Цыц! – осадил я. – Если бы я воспользовался, то ты бы до сих пор стонала подо мной. А сейчас я стону под тобой, но как-то неправильно! Головка болит?
– Болит, – пожаловалась Арина.
– На тумбочке стаканчик с водичкой, – подсказал я. – Видишь, я заботливый, а ты меня с кровати…
– Спасибо, – пробурчала Родионовна и потянулась за водой.
Залпом выпила все и пыталась отдышаться.
– Госпожа Фюрер, разрешите обратиться?
– Не разрешаю, – пробурчала она. – А если будешь оскорбляться – прикажу тебя расстрелять.
Она попыталась встать, застонала, а
