для молодого человека прекрасным развивающим опытом, особенно для молодого человека вроде Кори, который любит поджигать рулоны с туалетной бумагой и кидать их под дверь туалетных кабинок ничего не подозревающим мальчикам. Но я пишу совсем другое: Спасибо за ваше мнение.
– Коргивиляетпопой154, – бормочет миссис Джонсон. Слышу, как она ударяет по клавишам, нажимая на каждую указательным пальцем. – А зачем мне пишут про какую-то недвижимость в Эфиопии?
Я отвечаю, что это мошенники.
– Не мошенники. Он предлагает обойтись без аванса.
Мне приходит новое письмо с темой «зайдите ко мне – надо поговорить». Отправитель – директор Кушинг. Я открываю письмо; оно пустое. Я встаю и выхожу из-за стола.
– Вы меня вообще слушаете? – спрашивает миссис Джонсон.
– Нет.
Внезапно раздается треск: она ударяет каблуком по полу. Так громко, что я сначала решаю, что снова отвалилась потолочная панель.
– Думаете, нормально таким тоном разговаривать с начальством? – спрашивает она.
Миссис Джонсон из той категории женщин, чья самоценность полностью зависит от возможности понукать окружающими. Насколько я могу судить, у нее нет ни особых талантов, ни личной жизни за пределами школы. Это не мой критичный взгляд, а чистая правда. Школьная секретарша говорит, что сочувствует миссис Джонсон, потому что она старая дева и из-за этого комплексует. Возможно, в ком-то это действительно способно пробудить сочувствие, но, поработав с миссис Джонсон в сыром кабинете размером с большой шкаф, я уже не испытываю к ней ни капли эмпатии. Иногда я даже фантазирую, что приматываю ее скотчем к креслу на колесиках, выкатываю на улицу и бросаю позади припаркованного школьного автобуса, чтобы тот раздавил ее, выруливая со стоянки задним ходом.
Я закидываю на плечо рюкзак и делаю вдох, такой глубокий, что грудная клетка вздрагивает.
– С каких пор вы мое начальство?
Она выкрикивает мое имя мне вслед, но я уже открыла дверь и вышла в прохладный пустой коридор.
Школьный секретарь Алиша, кажется, удивлена моему приходу. У нее зависимость от онлайн-шопинга, и, чтобы раздобыть денег на эту пагубную привычку, она пытается втянуть учителей в пирамиду по продаже эфирных масел. Я стараюсь ее избегать. Она ставит звонок на паузу и прижимает телефон к плечу.
– Что-то случилось? – шепчет она.
– Надеюсь, ничего.
– Если сама не в курсе, жди беды.
– Спасибо, успокоила.
– Ты не щенок и не сиротка, чтобы тебя успокаивать.
Я киваю, будто не возражаю, чтобы со мной разговаривали таким тоном.
– Оуэнс? – рявкает Кушинг из-за закрытой двери.
– Иди уже, – подгоняет меня Алиша. – Она нервная становится, когда приходится ждать. – Я прохожу мимо нее; она прижимает к уху телефон и спрашивает, можно ли оплатить покупку в рассрочку.
Кабинет Кушинг обставлен строго и минималистично: черные металлические стеллажи и громадный стол из грецкого ореха, который, наверно, стоит больше моей ежемесячной зарплаты. На подоконнике за ее спиной стоит узкая стеклянная ваза, в которой есть вода, но нет цветов. Окно выходит на парковку для персонала и футбольные поля.
Она приглашает меня сесть на детский стульчик напротив себя.
– Как вы, наверно, поняли, – произносит она, – нам предстоит не самый приятный разговор.
Никак не могу определить ее возраст. Сорок лет? Пятьдесят? Она почти не пользуется мимикой, поэтому у нее нет морщин. Ничего не намекает, что она хотя бы изредка улыбается: ни гусиных лапок в уголках глаз, ни носогубок. Ее как будто ничто неспособно смягчить. Стоит ли говорить, что я до смерти ее боюсь? И поэтому меня•••••.
– Поступила жалоба от отца Софии Уэст, это было примерно… – она смотрит на свои золотые часики, – …десять минут назад. – На ней белая шелковая водолазка и черный блейзер; как она только не потеет? – Он утверждает, что на консультации по поступлению вы прибегли к неуместному эмоциональному давлению.
– Неуместному эмоциональному давлению?
На ее переносице очки для чтения в черепаховой оправе; она наклоняет голову и смотрит на меня сквозь стекла.
– Так он сказал, да.
Я отклоняюсь на низкую спинку деревянного стульчика. Та врезается мне в спину под лопатками, как тупое лезвие ножа.
– Что это вообще значит?
Она вздыхает, будто я попросила ее объяснить, почему дождь мокрый.
– Лайла, мы обе знаем, что ваша работа связана с некоторыми чувствительными моментами. Но границы никто не отменял.
Рядом с Кушинг я всегда чувствую себя закомплексованным подростком. Потому что она напоминает мне мать.
– Простите, можете конкретно сказать, о чем речь? Я предложила ей написать о матери. Это все.
Между нами повисает тишина: мы молча признаем, что в силу своего упрямства я не соглашусь с ее доводами, а она – с моими. Она проводит миндалевидным ногтем по тонкой золотой цепочке на выступающих ключицах. Я представляю, ••••••••••••••••••••••••••••••••••.
– Что вам заказать на обед?
Голос принадлежит не Кушинг. Он гнусавый и хриплый, и мои фантазии в духе томной рекламы ювелирных украшений прерываются. Алиша. Она просовывает в дверь свою жилистую шею и хватает дверную ручку жирной от крема рукой. Она хочет знать, будет ли Кушинг салат «Цезарь» или «бодрящий боул с киноа».
Кушинг ударяет кулаком об стол, как судья молоточком.
– У меня встреча, не видите? – Она произносит это таким резким тоном, что я боюсь, как бы Алиша не разлетелась в клочки. Та бормочет извинения и скрывается за дверью, напоследок бросив на меня испепеляющий взгляд, будто это я во всем виновата. Ее можно понять: после встречи с Кушинг всегда возникает желание обвинить в своих действиях кого-то другого.
– Для ее семьи это чувствительная тема, – произносит Кушинг, когда мы снова остаемся одни. Я все смотрю на ее цепочку. Если бы я была •••••••••••••••••.
– Хорошо, – медленно отвечаю я, изо всех сил стараясь сосредоточиться. – Что я должна сделать?
Кушинг снимает очки и аккуратно убирает их в лежащий на столе кожаный футляр.
– Что ж. Это всего лишь один симптом более глобальной проблемы, о которой я давно хочу с вами поговорить.
У меня сжимается нутро.
– В конце года школа не планирует продлевать ваш договор. Мы ценим ваш труд, но программой подготовки к поступлению должен руководить более авторитетный лидер.
Слово «авторитетный» режет слух и кажется чуждым и неблагозвучным, как мое имя из уст миссис Джонсон.
– И когда вы пришли к такому выводу? – спрашиваю я.
– Прошу, не принимайте на свой счет. Мы просто поняли, что нам нужен кто-то более опытный.
– Вы знали все о моем опыте, когда принимали меня на работу.
– Да, но… Мы тогда еще не понимали, чем все кончится. Для нас эта программа тоже в новинку. – Она встает, показывая, что встреча окончена. Но я не поднимаюсь со
