Товарищу Сталину.
Дорогой товарищ Сталин! К тебе, наш родной отец и учитель, к тебе, великий вождь коммунизма, обращаем мы от имени большевиков и трудящихся Грузии нашу горячую любовь, преданность и самоотверженную готовность неуклонно бороться, каплю за каплей крови отдавать всю свою жизнь за новые победы социалистической пролетарской революции…
Газета «Правда», орган ЦК ВКП (б).27 августа 1936 года Новенькому «Газ-А» Матвей обрадовался больше, чем присвоению ему звания младшего лейтенанта Госбезопасности. Хотя и почетное, солидное звание, в официальных документах именовавшееся «специальным», грело душу и, конечно же, тешило самолюбие Дергачева. Да и как не гордиться, если звание соответствовало армейскому старшему лейтенанту!
Машину Матвей тщательно проверил, смазал все, что должно было быть смазанным, отмыл до зеркального блеска. Двигатель настроил так, что на холостых оборотах он не рокотал, а сыто урчал, совсем как кот, вволю наевшийся ворованной сметаны. У завхоза выпросил несколько кусков списанной ковровой дорожки и выкроил красивые коврики на пол, машина сразу приобрела солидность и почти домашний уют в просторном салоне. «Хоть самого наркома вози!» — довольно прикидывал Матвей.
Правда, возить младшему лейтенанту предстояло, конечно же, не наркома, генерального комиссара Госбезопасности, товарища Ягоду, а старшего майора Медведева, тоже далеко не последнего человека в НКВД…
В один из первых же дней Медведев, усаживаясь в машину, коротко приказал: «Домой!» Дергачев понятливо кивнул и нажал на стартер. После недолгой езды по улицам остановился у подъезда дома, в котором большинство квартир занимали ответственные работники наркомата. Медведев вышел из машины и скрылся за дверью подъезда. Отсутствовал недолго, вернулся с небольшим чемоданчиком, снова сел на свое начальственное место и скомандовал: «Теперь на проспект! Там прямо — до самого конца. Дальше — скажу…»
Матвей послушно тронулся с места и покатил по московским улицам, сосредоточенно посматривая по сторонам и тщательно соблюдая все правила дорожного движения — это давно стало для него одним из принципов. По дороге, искоса поглядывая на начальника, по привычке просматривающего какие-то бумаги и дымящего «Казбеком», он вспоминал рассказы шоферов из спецгаража о том, что товарищ Сталин ездит только на заднем сиденье — и никогда рядом с водителем. Также ребята утверждали, что курит Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) трубку, которую набивает табаком из папирос «Герцеговина флор», изготовленных для него по спецзаказу.
«Газик», повинуясь указаниям Медведева, выкатил за пределы Москвы, немного покружил по каким-то типично сельским дорогам, еще сколько-то проехал в тени соснового леса и, наконец, остановился неподалеку от небольшой речки.
Старший майор неторопливо выбрался из машины, потянулся, разминая затекшую спину, и приказал:
— Собери-ка дровец, да чемоданчик из машины достань!
Через минут двадцать на полянке горел, задорно потрескивая и стреляя угольками, маленький костер, а на расстеленном старом одеяле была выставлена бутылка водки и разложена закуска.
— Ну что, Матвей Федотыч, давай по маленькой за твое новое звание! — наливая в кружки граммов по сто, предложил Медведев. — Заодно и поговорим маленько.
Он выпил, бросил в рот ломтик сыра и, одобрительно кивая, закурил папироску. Матвей из кружки лишь пригубил, отговариваясь тем, что ему еще рулить обратно. Зато с удовольствием расправился с несколькими кружочками копченой колбасы и парой пластиков сыра, после чего, следуя примеру старшего майора, задымил своим «Беломором».
— Не пьешь — это правильно. — Медведев, слегка морщась и отворачиваясь от дыма, подбросил в костер несколько сухих веток. — Иногда, конечно, можно, но имей в виду — загульного пьянства не потерплю. Да ты, я думаю, помнишь… И еще несколько правил запомни! В общем-то ничего нового — то же, что и в Воронеже. Где ездили, с кем встречались, о чем говорили — посторонним никогда и никому! Шофера, как ты понимаешь, всегда много чего слышат-знают, но болтуны на этой работе не задерживаются. В моем кабинете тоже ни слова лишнего — как говорили древние, и у стен есть уши, понял, нет? Наедине — как сейчас вот — можешь говорить свободно и называть меня попросту: Алексей Петрович. Но на людях — только по званию! Все должно быть строго по уставу. И никакого разгильдяйства: сказано подать машину к восьми — к восьми ноль-ноль и стой у подъезда! Да что я прописные истины тебе втолковываю, сам все это знаешь не хуже меня… — Он налил в свою кружку, выпил, снова закурил и, окинув Дергачева испытывающим взглядом, продолжил: — Ты не первый день замужем — понимаешь, что вся оперативная работа держится на «стукачах». Вызовут и тебя — даже не сомневайся. Прикажут за мной присматривать и отчеты писать. Этим ребятам можешь говорить почти все, но с умом, понял? Не отказывайся, пиши все как есть — мне скрывать нечего… Да ты ешь, ешь, на меня не смотри! Да, пожалуй, и все. В общем, если какие вопросы или непонятно что — спрашивай, не стесняйся. Кстати, что там у тебя с Зинаидой? Съездил — и что? Приедет?
