кто-то вообще затеял эти перемены?
Это ж тебе не бабочку во времена динозавров раздаивать… Может ли история оказаться настолько устойчивой, что даже иной финал грандиозной по этим временам войны не способен противостоять ее инерции? Или же дело в чем-то другом?
— О! — воскликнул Диомед, вскакивая на ноги. — Намечается что-то интересное. Ты видишь, Ахиллес? Ты видишь?
— Нет, — сказал я. — Я не то, что не вижу, я даже не знаю, в какую сторону смотреть.
— Да вон же, — пояснил Диомед, указывая рукой. — Там формируется ударный кулак. Троянцам надоело топтаться на месте, и они решили атаковать. Если они ударят сейчас, то смогут опрокинуть Нестора и Агамемнона будет ждать неприятный сюрприз. Ориск, отнеси донесение… Впрочем, нет, не надо, ты не успеешь. Сейчас они и сами все поймут.
На том участке фронта троянские пехотинцы подались назад и в стороны. Ахейцы возликовали, посчитав, что враг дрогнул, и бросились в образовавшуюся брешь, пытаясь развить успех, и слишком поздно поняли, что это был просто маневр, которым троянцев освобождали место для удара. Измотанные в бою воины не успели сделать и пару шагов, как в их нестройные ряды ударила тяжелая троянская конница.
Конница!
Город как бы десять лет в осаде, а они не только своих лошадей еще не сожрали, но даже умудрялись их чем-то кормить, потому что истощенное животное под седло не поставишь. Агамемнон, может быть, и царь царей, но стратег из него никакой. Десять лет брать город измором, даже не обеспечив ему полной блокады, это прямо апофеоз античного раздолбайства.
Понятно, почему у них без Одиссея ничего не получалось.
Конный отряд, впрочем, был не слишком большим, но он свое дело сделал, опрокинув часть ахейцев и разрезав их фланг на две части, лихим кавалерийским наскоком вернув всю ту часть равнины, которую с таких трудом отвоевала наша пехота. Конники возвращались в город, а в проделанный ими проход пошли свежие отряды троянцев, подошедшие прямиком из города.
— Держите ряды! — возопил Диомед, но боюсь, что на фланге его не услышали. Ахейцы еще не оправились от кавалерийской атаки, а их уже вовсю кололи и рубили пехотинцы Гектора.
А центр завяз в своем рубилове, и даже если бы Агамемнон видел, что творится на фланге, оперативно выделить подкрепление он бы все равно не успел.
— Ориск! — воскликнул Диомед. — Мои копье и щит! Мы выступаем!
— Но приказа не было, мой царь…
— Пока мы дождемся приказа, они сомнут Нестора, — заявил Диомед, надевая шлем и принимая из рук оруженосца копье. — Вперед, воины! За Аргос!
Ориск, разумеется, спорить не стал, потому как царю виднее.
* * *
Это был прекрасный шанс повстречаться с Гектором на поле боя, так что я не отставал от аргосцев, неторопливо начавших спуск с холма.
Ну, это на первый взгляд неторопливо, как выяснилось. Начали они и правда неспешно, но постоянно прибавляли шаг, и когда мы добрались до равнины, мне уже пришлось бежать трусцой. А эти ребята, в отличие от меня, еще и щиты с копьями на себе таскали…
Диомед, несмотря на вчерашние возлияния, дышал спокойно и ровно, и бежал очень легко, что свидетельствовало о его превосходной физической форме. Особенно если учесть, сколько на нем брони навешано.
Нестору удалось организовать какое-никакое сопротивление, так что продвижение троянцев замедлилось и мы успели до того, как все переросло в катастрофу. Уставшие воины расступились, освобождая нам проход, и свежие гетайры Аргосцы врубились в ряды свежих пехотинцев Трои, и началась рубка.
Греки предпочитали драться копьями, не подпуская врага на расстояние удара меча, и троянцы, в принципе, исповедовали тот же стиль, так что меня в первых рядах никто не ждал. Я проскользнул между двумя аргосцами, уклонился от троянского копья, рубанул его обладателя мечом, перешел к следующему…
— Гектор! — возопили троянцы. Видимо, их лавагет вступил в бой и совершал очередные подвиги, укрепляя их воинский дух, но я этого не видел, потому что был занят собственным выживанием.
Да, в эту драку мы ворвались красиво, но, в отличие от уличной хватки, здесь это была даже не половина дела. Здесь за пять минут ничего не решишь…
Я рубил, колол, уворачивался, снова рубил, падал, спотыкаясь о трупы и брошенные доспехи, и всякий раз успевал вскочить на ноги прежде, чем бы меня затоптали, а потом все начиналось по новой. Рубить, колоть, уворачиваться…
И то ли я был в этом деле довольно успешен, то ли кто-то просто решил отплатить троянцам их же монетой, но в какой-то момент я вдруг услышал, что воины Ахеи выкрикивают мое имя.
В смысле, не мое, а то, которым я назвался.
— Ахиллес! Ахиллес!
При этом я не совершал ровным счетом ничего героического. Просто дрался и не давал себя убить, но, похоже], что в античные времена этого было достаточно, чтобы твое имя стали выкрикивать вслух.
— Гектор!
Я уложил еще одного троянца и внезапно с удивлением обнаружил, что вокруг меня образовалось свободное пространство, и на несколько метров нет никого, кто пытался бы меня убить, и это было странно, но только до тех пор, пока мне в лицо не полетело тяжелое копье.
— Гектор!
От копья я, разумеется, увернулся, благо, легкие доспехи не сковывали движений, а пущенный рукой снаряд летит все же достаточно медленно. Гораздо медленнее, чем, например, пуля, хотя Нео из «Матрицы» и от них умел уворачиваться.
— Гектор!
А вот и владелец копья нарисовался.
Гектор, а это, вне всякого сомнения, был он, сделал шаг вперед, выходя из рядов своих воинов, и битва вокруг нас замерла, и все глаза были прикованы к нему, и в троянских читалось чуть ли не обожание, а в ахейских — уважением, смешанное со страхом.
Гектор оказался здоровенным двухметровым детиной, сложенным, как олимпийский бог, и это без анаболиков и прочей химии, которой в это время еще не водилось. На его поясе висел меч, у него был щит, ему вручили еще одно копье, и он шел прямо на меня, пер, так сказать, подобно танку, и заляпанная чужой кровью броня вздымалась на его могучей груди.
Лица его мне разглядеть не удалось, сверху мне мешал шлем, а снизу — черная кудрявая борода без малейших признаков седины. Я видел только его глаза, черные, полные ярости.
Он ударил копьем, и это был хороший удар, быстрый, куда лучше и опаснее, чем бросок, но я