страже толстых кошельков.
— Как будто бывают другие.
— Представь себе. Разгадай загадку. Лысый, в кепке, но не Пригожин.
Я поднял руки в знак капитуляции.
— Мик Линч! — воскликнула Зарема. — Профсоюзный лидер и герой рабочего класса. Скромный и обаятельный.
— Не слышал.
— Потому что СМИ, которые ты читаешь, замалчивают таких активистов.
Судя по интонационной точке после этих слов, урок душного политпросвета закончился.
— Устроюсь озеленителем, — подытожил я. — Соберу группу. К то-то будет играть на граблях, кто-то на секаторе, кто-то на лейке. А солировать будет моя газонокосилка.
Прежде чем ловить машину, мы прошерстили владимирские новости. Лемешки там по-прежнему не появлялись. Зато пресса стояла на ушах после поджога ковровского офиса «Единой России». Неизвестный в балаклаве ночью бросил в окно коктейль Молотова и сбежал. Никто не погиб. Оппозиционеры в эмиграции окрестили пожар очередным актом партизанской вой ны.
— Отвлечет внимание? — спросил я.
— Якобы вся областная полиция займется поджогом? Не надейся.
От страха закружилась голова. Я часто, по-псиному, задышал ртом.
Я попытался прикинуть, сколько у нас времени.
— В понедельник Валентин не вышел на работу. До него не дозвонились. Во вторник, до полудня, начальство связалось с родственниками и ничего от них не добилось. После обеда сообщило в органы. Полицейский постучал в дверь Валентина, посмотрел в окна и опросил соседей. Допустим, нам повезло, и все притворились, что ничего странного не заметили. Значит, сегодня, в среду, проведут официальный обыск в доме. Может, проводят сейчас. Если сотрудники и не найдут ничего странного, запах из погреба учуют собаки.
— Складная версия, — признала Зарема. — Впрочем, я останусь при своей теории. То, чего больше всего ожидаешь, не случается. Ты уверен, что Валентин вообще работал в отделе образования?
— А грамоты?
— Подделка. Типа справки об одиночном пикете.
Голова кругом. Грамоты поддельные, Безруков прифотошоплен.
— Не исключаю, кстати, — продолжила Зарема, — что следственный комитет свяжет убийство в Лемешках и поджог в Коврове. Тогда нас в террористы запишут. Подкинем работенку ликвидаторам.
По моим плечам пробежала судорога.
Звенья выстроились в цепь.
Мы подсели к почетному работнику образования под Нижним Новгородом, предварительно посветив лицами в камеры на заправке. В следующий раз камеры засекли нас на вокзале во Владимире. Прибывших ранним утром из Лемешек. Отдохнув перед новым преступлением, мы по наводке украинских спецслужб поехали в Ковров — жечь офис других почетных работников. Логику и мотивы докрутят по ходу.
А еще если хваленая приложуха, скрывающая геоданные, не сработает…
— Нам конец, — произнес я.
— Почему?
Я рассказал, что, как только обнаружат изуродованный труп, первым делом изучат банковские операции чиновника. Узнают, как Валентин заливал бензин под Нижним Новгородом, запросят видео с заправки. Дальше дело техники, и озеленять я буду внутренний двор в тюрьме. И это при удачном раскладе. Вероятнее всего, меня просто казнят за теракт.
— Не паникуй. У тебя голос дрожит.
— С чего бы это, а! Нам конец, как ты не понимаешь?
— Не преувеличивай. Вспомни, пожалуйста, слова Валентина. Он платил наличными. Сам хвастал.
Чтобы подразнить банк. Да.
— На камерах с заправки тебя нет. Ты стоял поодаль, пока я говорила с дальнобоями. И я заранее натянула капюшон, чтобы по максимуму скрыть лицо.
— А свидетели? А камеры на трассе? На них по-любому вычислят машину Валентина по номерам.
— Мы ехали на заднем сидении. Если камера и засекла пассажиров в «Москвиче», чётких лиц она не даст. Насчёт свидетелей тем более не беспокойся. Сомневаюсь, что дальнобои — причем из других регионов — с готовностью помогут следствию. Да еще и в деталях вспомнят наши приметы.
Меня не покидало чувство, что Зарема занимается терапией. Ее заверение, будто я стоял в стороне и не попал на камеру, подкреплялось примерно ничем.
— Твое приложение, которое запутывает геоданные, надежное?
— Сто процентов.
— Так не бывает.
— Приложение безупречное.
Упорство, с каким Зарема верила в «отечественную» — какое, к чертям, отечество — разработку, множило сомнения.
— Сам посуди. Следствию придется добыть записи со всех заправок Владимирской и Нижегородской областей и просмотреть много часов скучного видео. А когда станет ясно, что убитый заливал бензинчик под Нижним Новгородом, нужного им ракурса следаки все равно не получат.
Я обхватил руками голову. Кровь билась об ушные стенки так громко, словно струя воды хлестала по стальной ванне.
— Поменьше себя накручивай. Паника нам ничем не поможет. Только отношения будем впустую выяснять.
Поменьше накручивай. Как же. Сама окровавленную одежду в лесу оставила. Раскидала по свалке. Им осталось только собрать мозаику, все части под носом.
К то-то себе карьеру на нас сделает. Погоны, премии, почет.
14
Условились на следующем. В случае чего не станем отпираться, что Валентин нас подвозил. Он вел себя развязно и весело. Хвалился, что наутро двинет на рыбалку с друзьями. С какими — не сообщил. Высадил нас на М-7 у деревни Лемешки. Мы раскинули палатку у трассы и поспали часа три. Продрогли и пошли на станцию.
— Почему на станцию? — уточнила Зарема.
— Я заболел и нуждался в лекарствах.
Зарема показала мне спутниковые снимки на картах, чтобы у меня сложилось визуальное представление о пути от трассы до станции.
— Может, Валентин оставил нас на трассе пораньше? Например, у станции Карякинской.
Я показал пальцем на карту и сделал вопросительный взгляд.
— Рискованно. Незачем дополнительно лгать.
Разумно.
— Приводи минимум подробностей, — сказала Зарема. — Когда докапываются до деталей, всегда можно отвертеться: устал, замерз, не разглядел в темноте. Главное, что у нас не было никакого мотива его мочить. Мы не похожи на тех, кто зверски убивает балагуров- водителей, которые зовут в гости.
Не похожи, но как раз такие.
Зарема не учитывала, что я расколюсь мгновенно, если нас возьмут сегодня или завтра. Размякну под давлением. Главное — взять вину на себя. Как вариант, настаивать, что угрозами заставил Зарему молчать.
Возьмут через неделю — поборемся.
Через месяц — разыграю как по нотам. Так прикинусь шлангом, что на «Оскар» номинируют.
Или я себя вообще не знаю.
Я не испытывал раскаяния. Убил и убил. Нас годами приучали к тому, что жизнь переоценена. Видео — с тюремными пытками, ракетными прилетами, окопными боями — разлетались по соцсетям и перепискам. Вчерашних студентов
