приёмную мать.
— Милый, — убирает длинными пальцами волосы с моего лба, — я тебя зову, а ты не слышишь. Пойдём ужинать. Все только тебя ждём.
Я смотрю в лучистые глаза женщины, которая нас когда-то забрала в свой дом, и снова чувствую себя тем пацаном, который молился, чтобы она усыновила нас с Ксюшей.
— Сейчас, мам, — я улыбаюсь, вырубаю комп и снимаю наушники.
— Как прошёл твой день? — смотрит на меня с заботой, улыбается так ласково, что в груди всё замирает.
Я всё никак не могу привыкнуть, что у меня есть дом. Семья. Я всё жду подвоха. Боюсь, что снова окажусь в холодных стенах детского дома.
— Хорошо. Спасибо, мама. А твой как? — я поднимаюсь из-за стола, возвышаюсь над мамой, смотрю на красивую, ухоженную женщину сверху вниз.
Я склоняюсь и целую гладкую щёку мамы, втягиваю запах дома и уюта.
— Прекрасно, милый. Ты ведь знаешь, что у нас гости? — спрашивает, целуя моя подбородок и щёку.
— Да, — цежу сквозь зубы, не сумев сдержать своей злости.
— Хорошо, — мама улыбается едва заметно, — пойдём в столовую, я уже накрыла на стол.
Я следую за женщиной вниз. Слышу тихие голоса уже в коридоре. Слышу её голос. Пропускаю маму вперёд, шагаю следом. Замираю в проёме, смотрю на девчонку, которая сидит за столом, рядом с Ксюшей.
Я сжимаю зубы. Чёртова девка. Сидит вся такая довольная и счастливая. Улыбается нежно и робко, тонкими пальцами сжимает фарфоровую чашку. Вскидывает на меня голубые глаза, хлопает несколько раз белёсыми ресницами, перестаёт улыбаться.
Я с силой сжимаю кулаки и иду к своему месту. Выдвигаю со скрипом стул, сажусь за стол и разваливаюсь на нём. Снова кидаю взгляд на девчонку, которая вся сжимается на стуле. Разве что не дрожит. Бесит! Как она меня бесит.
Немощь дрожащая.
Я отворачиваюсь, сталкиваюсь взглядом с лучистыми глазами матери. Она дёргает уголком губ и склоняет голову к плечу, чуть качает головой. А я вижу тень осуждения на её лице. Выпрямляюсь, складываю руки на столе. Натягиваю на лицо маску безразличия.
— Алиса, что ты будешь? Пюре? Салат? Котлеты?
— Салат, пожалуйста, — тихий голос звенит от напряжения.
— Одним салатом не наешься. Давай, я сама наложу, — Ксюша поднимается со своего места, берёт тарелку, накладывает пюре, салат и две котлеты. — Ешь!
— Я мясо не ем, — сводит брови.
— Почему же? — строго спрашивает отец.
Девчонка вздрагивает, обхватывает себя рукой за плечо и втягивает голову в плечи. Чёрт возьми! Мелочь худощавая. Дрожащая. Чёрт, дёрнуть бы её на себя, впечатать в тело, как в ванной, когда её обнажённое тело вжималось в моё, и…
Я дёргаю головой и выкидываю из головы неместную картинку. Чёрт. Мне срочно нужно забыться!
— Сейчас… А впрочем, — девчонка встрепенулась, — я буду котлету.
— Вот и хорошо, — отец улыбается и проводит рукой по подбородку. — Приятного аппетита, дети.
Мужчина тянет руку к ладони матери, перехватывает её, подносит к губам и оставляет поцелуй на костяшках. Мама краснеет кончиками ушей, улыбается и кидает смущённые взгляды на отца.
Мой взгляд снова, как приклеенный, возвращается к лицу девчонки, которая смотрит на родителей с таким выражением лица, будто её мешком по голове огрели.
Алиса медленно подносит вилку ко рту, но её взгляд всё ещё прикован к родителям. Она смотрит на них с неверием, чуть хмуря брови. Она словно пытается понять что-то, что скрыто за их улыбками и нежными жестами. Её пальцы слегка дрожат, когда она неловко отламывает левой рукой кусочек котлеты, но он так и остаётся на тарелке, нетронутый.
Я замечаю, что в её глазах скапливаются слёзы, и она торопливо опускает взгляд вниз.
Ксюша наклоняется вперёд, её глаза сужаются, и она тихо, но чётко произносит:
— Ты что, не голодна? Или котлета невкусная?
Алиса вздрагивает, словно её выдернули из глубоких раздумий. Она вскидывает глаза на Ксюшу, пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой, натянутой.
— Нет-нет, всё очень вкусно. Спасибо, — шепчет она, но её голос звучит так, будто она вот-вот заплачет.
Чёртова девчонка. Что снова не так? Почему ей нужно постоянно вздрагивать от каждого звука и смотреть так, будто ты её оскорбил?
Отец, не замечая напряжения, продолжает есть, изредка бросая взгляды на мать. Его рука всё ещё лежит на её ладони, и он время от времени сжимает её пальцы.
Я отвожу от девчонки взгляд и приступаю к ужину. Больше на дрожащую фигуру не смотрю. Проглатываю ужин, не чувствуя вкуса.
— Спасибо, мам, — я поднимаюсь, со скрипом отодвигая стул.
— Ты куда? — женщина чуть хмурит брови.
— Пойду, проветрюсь, — я натянуто улыбаюсь, чувствуя щекой заинтересованный взгляд девчонки.
Взгляд мамы становится излишне внимательным. Мне кажется, что она сейчас начнёт меня отчитывать.
— Хорошо. Только не задерживайся слишком долго. И если не затруднит, пиши мне сообщения.
Я киваю и покидаю столовую. Спиной чувствую взгляд девчонки и одёргиваю себя от желания обернуться и убедиться в этом.
Сажусь в машину, еду в клуб. Сразу направляюсь к барной стойке, заказываю безалкогольный коктейль. Взглядом скольжу по толпе. Взгляд цепляется за тонкую фигуру в коротком чёрным платье, извивающуюся под музыку. Длинные светлые волосы рассыпаны по спине.
Я иду к ней. Заглядываю в лицо. Глаза слишком ярко накрашены. Карие. С длинными чёрными ресницами. Пухлые накаченные губы. Всё идеально. В этом лице всё слишком идеально. Кукольная внешность, идеальная фигура.
Всё не так. Всё совсем не так.
— Привет, — говорю, натягивая улыбку на губы. — Потанцуем?
— Привет, красавчик, — девушка поднимает руку с длинными хищными пальцами, проводит по груди, виднеющейся в вырезе рубашки.
Что ж, я развлекусь. И ни одна мелкая бледная моль не станет мне в этом помехой.
11
Алиса
Адам стремительным шагом покидает кухню, я смотрю ему вслед. Хотя до этого я есть особенно не хотела, вместе с его уходом, аппетит пропадает окончательно. Я ковыряю пюре, смотрю в тарелку, но в рот больше не могу отправить ни единой ложки. Куда он ушёл? Почему так быстро?
— Алиса, если тебе нужны вещи, обращайся, мы всё купим, — говорит отец Ксюши, вырывая меня из невесёлых мыслей. — Завтра придёт горничная, приведёт гостевые комнаты в порядок, вы с братом сможете переехать.
— Я боюсь, что мы будем вам
