подобрал четверых помощников из наших мастеров и инженеров и мы за недельку, по вечерам и в выходные, протянули связь. Все пятеро по указанию Крюкова написали заявления о приеме на работу в спецмонтажное управление. Он обещал, что оплатит управление, поскольку это их дело, но у них не хватает рабочих. Заявление отдали Крюкову. А после в кассе спецмонтажного управления получили по сотне. Вот и все.
— Что вы так долго наряд рассматривали? — поинтересовался Пантюхов. — Будто в первый раз увидели.
— А я действительно вижу его впервые, — нисколько не смутился Зеленцов. — Нам ведь он был ни к чему. На пятьсот договаривались, пятьсот получили. А рассматривал долго... В этом наряде сплошные приписки. Вот пожалуйста, — он снова взял документ. — Вынули двадцать пять кубометров, а здесь стоит двести пятьдесят два... Ну и все остальное тоже.
Попросив поставить подпись под показаниями, капитан отпустил Зеленцова. Остальные четверо членов бригады подтвердили показания бригадира.
Это была пусть не очень пока большая, но победа. Версия с «мертвыми душами» подтверждалась. И Пантюхов поспешил развить успех. Из девяти указанных в наряде человек неопрошенными, кроме Вержанского, остались трое: Гуляев, Сафонов и Гендельман.
Всех троих он вызвал на среду. Гуляев, высокий моложавый брюнет с тонкими черными усиками, одетый в ковбойку с закатанными рукавами и темно-синие джинсы, назвался Вадимом Петровичем, сообщил, что образование у него среднее, работает старшим техником в научно-исследовательском институте, имеет жену и пятилетнего сына. Заполнили остальные анкетные графы протокола. Затем Пантюхов предъявил Вадиму Петровичу его заявление о приеме на работу в спецмонтажное управление.
— Ваше?
Гуляев согнал с лица улыбку.
— Мое.
— Какую же работу вы выполняли в этом управлении?
Вадим Петрович разгладил пальцем усики.
— Видите ли... — он слегка прищурился, — у меня есть дядя. Крюков Виктор Гаврилович. Работает в нефтепроводном управлении. Кем, не знаю. — Гуляев вытащил из нагрудного кармана ковбойки пачку «БТ» и вопросительно посмотрел на следователя. Пантюхов разрешающе кивнул головой.
— Как-то прошлой весной я был у него в гостях. Ну посидели, поговорили о том, о сем. А потом дядя предложил мне написать вот это заявление на временную работу. Сказал, что в спецмонтажном управлении можно подработать. А кому деньги не нужны? — в его узких, восточного разреза, глазах отразилось легкое недоумение. — Я тут же заявление написал и отдал дяде.
— И удалось подработать? — капитан отодвинул, прикрытый пока что бумагами, наряд. От Гуляева не ускользнуло это движение.
— В конце мая дядя мне позвонил, — уже совсем другим тоном продолжил Вадим Петрович, — сказал, чтобы я приехал и получил в кассе деньги.
— Значит, вы все же поработали в спецмонтажном управлении?
— Да нет... — ниточка усов поползла вверх и как-то косо надломилась. — Просто дядя попросил получить в кассе деньги. — «Неужели непонятно?» — вопрошали еще более сузившиеся глаза.
— А вы не поинтересовались, за что? — капитан крепко сцепил кисти рук и навалился грудью на стол. Под его напряженным взглядом собеседник заерзал на стуле.
— Не спросил, — Гуляев нарочито удрученно махнул рукой. — Встретились мы с дядей возле облисполкома, — заторопился он, боясь, что следователь перебьет его. — Дошли до управления. Там недалеко. Дядя показал мне, где находится касса. Я предъявил кассиру паспорт. Она дала расписаться в ведомости за двести шестьдесят рублей. А перед этим мне дядя дал еще доверенность от какого-то Сафонова на получение его зарплаты. Все заверено, как полагается, печатью и подписью старшего инспектора отдела кадров. Дядя пояснил, что Сафонов болеет, — Гуляев закурил уже вторую сигарету. — Получил по этой доверенности еще двести шестьдесят. Все отдал дяде. Он вернул мне двадцать рублей, а пятьсот забрал.
— Так за что же вы получили деньги?! — капитан чувствовал, что у него начинает ломить в затылке.
— Я же говорю, дядя попросил, — Гуляев бросил сигарету в пепельницу.
— Выполняли какую-нибудь работу?
— Не-ет.
— Зачем вам тогда дядя дал двадцать рублей?
Гуляев уже не мог смотреть в глаза капитану.
— Он сказал: «Возьми себе двадцать рублей». Я и взял.
— Кому-нибудь из знакомых рассказывали об этом случае? — Пантюхов помассировал затылок.
— Не рассказывал.
— А что так? Дядя не велел?
— Сам не рассказывал. Думал, ни к чему.
— Ну жене-то хоть про двадцать рублей сообщили?
— Не сообщал! Скрыл я двадцатку! С вами такого не бывает? — в голосе Гуляева слышалось неприкрытое раздражение.
— Вы не только это скрыли, — Пантюхов достал из-под бумаг наряд. — Что по поводу данного документа скажете?
— Впервые вижу, — отрезал Гуляев, возвращая наряд.
— Возможно, — решил кончать допрос капитан. — Вполне возможно. Но за одну треть денег, уплаченных по наряду, расписались вы. Взрослый человек, не соизволивший даже спросить объяснений у еще более взрослого родственника. Как вы считаете — может ваше поведение выглядеть правдоподобным?
Впервые за время допроса Гуляев не нашелся, что ответить.
После ухода Гуляева капитан долго не мог успокоиться. Это же надо! Здоровый детина, в НИИ работает, а таким несмышленышем себя представляет. За полтысячи расписался и бровью не повел. Двадцатку, видите ли, «подработал». Эх, пожестче бы, пожестче надо в уголовном кодексе ответственность за такие росписи обозначить! Чтоб как током било, когда такая вот неразборчивая рука за авторучку берется. А то сидит себе, ухмыляется...
Допрос второго члена неработавшей четверки — Гендельмана — несколько снял возбуждение Пантюхова. Абрам Яковлевич (вошедший в кабинет мужчина не только назвал себя, но и сразу же предъявил паспорт) был полной противоположностью Гуляева: невысокий, степенный, одетый в хорошо сшитый серый костюм. Большие дымчатые очки, дополнявшие его респектабельный вид, он снял лишь в кабинете следователя.
Заполнив анкетную часть, капитан даже подивился: в свои двадцать семь Гендельман выглядел чуть ли не вдвое старше двадцатипятилетнего Гуляева. Примерно на столько же он оказался и осмотрительнее. По роду своей деятельности (Гендельман работал в отделе снабжения нефтепроводного управления) Абрам Яковлевич непосредственно подчинялся старшему инженеру по капитальному строительству Крюкову. То есть находился от него в прямой служебной зависимости. И тем не менее, когда тот прошлой весной попросил его в качестве маленькой личной услуги написать заявление о приеме в спецмонтажное управление на временную работу (так, мол, сущая безделица, необходимая ему для обхода бюрократических рогаток), Гендельман, в отличие от Гуляева, не постеснялся подробно расспросить начальника, зачем это требуется, хотя по поведению шефа
