Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Сестра, судорожно вцепившись в стол дрожащими пальцами, твердила без конца:
— Ну вот… Ну вот…
Нина посмотрела на нее с жалостью. Эта женщина тоже была когда-то молода… Даже странно. Аллу Алексеевну жестоко обделила судьба, почему-то отказавшая ей в праве иметь семью. И конечно, рожденная для семьи, как большинство женщин, Алла Алексеевна весь немалый запас любви, долго и тщательно сберегаемый ее сердцем для детей и мужа, излила на младшего брата. А теперь…
От холода все яростно набросились на коньяк и еду. В этой жадности сквозило что-то постыдное, низкое, даже неприличное, но совладать с собой не мог никто. Борькины приятели, согревшись и выпив, тоже начали пересчитывать собравшихся женщин. И смеяться все веселее и откровеннее.
Никому не известная Алена быстро напилась, ее развезло от тепла и отчаяния. Она все плакала и плакала, а измученный, безмерно уставший, озверевший Ленька, один из всех счетом не увлекающийся, вяло, безразлично ее утешал, автоматически повторяя одно и то же:
— Перестань, девочка, перестань! Поешь, и давай мы тебя отвезем домой! Тебе домой надо.
Он тоже сейчас, как недавно Нина, не мог ни думать, ни двигаться.
— Я не хочу домой! — закричала Алена и взмахнула тоненькой рукой с обручальным кольцом. — Я не могу, не могу, мне плохо!..
И этой ничего не хотелось.
— Немедленно прекрати! — с ненавистью крикнула в ответ сидящая напротив Нина, злобно и некрасиво растягивая губы. И сама себе удивилась. Что это с ней? Но ее несло все дальше и дальше, ниже и ниже, как на опасном ледяном склоне. — Мы все здесь такие, поняла?! Все! И тоже, как ты, можем рыдать и закатывать истерики! Но не рыдаем! Или ты думаешь, что только одна имеешь право его оплакивать?
«Идиотка!» — мысленно добавила ко всему сказанному Нина и резко вздохнула.
Ее раздражало сегодня буквально все, а особенно эта маленькая дуреха, неизвестно откуда взявшаяся и столь нелепо заявляющая о себе. Почему все собравшиеся — только о себе, когда надо — о Борьке?… Почему все жалеют лишь свои души и тела?…
Нина, Нина! — строго снова остановила она сама себя.
Алена растерялась от грубого окрика. Она пьянела сильнее и сильнее.
— Но я больше всех его любила! — пролепетала она, отстаивая свои сомнительные маленькие привилегии.
Счеты сводились по-прежнему. Они пытались делить даже мертвого Борьку.
— Ты в этом так уверена? — язвительно спросила Нина, выпрямляясь за столом во весь свой немаленький рост, и достала сигарету. — Оглянись вокруг, дурочка: видишь, бабья сколько? И все его одного! На десятерых хватит и еще останется. И тебя посчитали! Да еще кое-кто не приехал… Балаган хоть куда! Разве тут можно трепаться о любви?
«Какая ты сегодня ругачая!» — усмехнулся бы Борька, если бы оказался сейчас рядом.
— Нина, посмотри, с кем ты связалась! — вмешалась Маргаритка, пугливо моргая. — Это ребенок! Пойдем!
И, поднявшись, она заботливо, бережно повела Алену в туалет. Марьяша презрительно покривилась им вслед. Она вытянула тощую куриную шейку, и Нине вдруг стало почему-то очень жалко Марьяшку. Этот ее странный скоропалительный брак… Выскочила замуж за Олега Митрошина, словно чего-то боялась, будто торопилась куда-то не успеть.
— Она разумно и правильно решила сменить свою фамилию, — посмеивался Борька. — Какая из нее Дороднова?
Алену рвало, она стонала, отплевывалась, топала, пила воду из-под крана и без конца твердила свое:
— Я больше всех его любила! Я больше всех! Больше всех, больше, больше… Я…
— Ты воды лучше больше пей! — советовала практичная Маргаритка.
Ее глаза, как недавно у Лени, тоже начали неестественно блестеть от приближающегося приступа истерического смеха. Похороны превращались в скверный водевиль, просто в фарс. Трагедия понемногу преображалась в гротеск, стремясь к неразрывному и вечному единству слез и смеха, которое сопровождает многих на земле. Нет четкой границы у смеха со слезами. При тяжелом нервном потрясении человек иногда вдруг начинает хохотать. И наоборот — от очень долгого веселого смеха на глазах невольно выступают слезы.
Может быть, Борька так все и планировал, заранее предвкушая и прогнозируя нестандартную ситуацию? Он и умер лишь для того, чтобы посмеяться над ними… И доказать им, собрав наконец всех вместе, насколько они глупы, беспомощны и подвластны ему. И насколько он силен и независим. Последний аккорд… Подведение итогов.
Нина судорожно курила, пытаясь как-то привести себя в порядок. Нина, Нина! — безуспешно успокаивала она себя.
Все-таки у нее неправильный характер. Иначе ей бы не казалось, что смерть и похороны просто-напросто входили в расписание, были заранее Борькой предусмотрены; что все происходящее — хорошо продуманная до мелочей картина. И Борька хитро и насмешливо улыбается сейчас, глядя на них со стороны. Профессионал, отлично понимающий: наступил очень, ну очень подходящий, программный момент для продажи всех и вся. Пришла пора доказать мужскую преданность и подчеркнуть вечную искренность и неизменную честность. Ценой жизни. У кого какая политика… И бесполезно себе твердить: одумайся, идиот! Затормози! Поскольку «не остановиться и не сменить ноги…». Лучше умереть ради простейшего доказательства — он профессионал. Значит, может все. И ничего не боится.
Он устал без конца обманывать и обманываться. Ему опротивело смотреть в родные лживые глаза. Надоели любовь и любимые, которых оказалось слишком много. Он задохнулся от тягостной и чересчур властной родительской и братско-сестринской любви… Запутался. И решил отомстить…
Нина споткнулась на этой странной мысли. Нина, Нина!.. Спокойно! Почему — отомстить? За что? И кому?…
Да за все! И всем сразу. За неудавшуюся судьбу. За бессмысленные связи. За болезни и мучения. За себя. Вот, это главное! Отомстить… А на жизнь — плевать! Подумаешь, подарок! Утвердить себя последним броском в никуда… Спокойно. Уверенно. Обреченно. Ни о чем не жалея. Когда осталось — несколько шагов до смерти. Четыре там или больше, не все ли равно… У каждого своя дорога.
Он понимал, что осталось мало. И торопился утвердиться любой ценой. Для этого стоило умереть в тридцать три. Вполне разумно. И подняться вверх, к облакам. Куда вообще-то ему не подняться… Но он профессионал. Хорошо знающий, что прощать ничего нельзя. Ни себе, ни другим. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ничего нельзя забывать. Хотя ты далеко не Бог — единственный, кто имеет право карать и судить на земле и на Небе. Единственный, кто умеет прощать. А ты, отомстив, должен умереть. Для профессионала — обычное дело…
— Дай зеркало, — попросила Нина Марьяшку. — Я видела у тебя такое маленькое… А румян нету? И кстати, где Дуся?
…Над Николо-Архангельским метался сырой, холодный ветер.
Глава 10
Телефон заверещал, едва все расселись за свои рабочие столы. Трубку снял Одинцов. Звонил его закадычный друг Акселевич.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
