Глава шестая
После того как я увидела незнакомого человека на улице, мне потребовалось два часа и одна таблетка валиума, чтобы успокоиться и просто вернуться в постель, не говоря уже обо мне. Даже тогда ночной ужас вторгся в мой сон. Я лежу в постели, а фигура в лесу вдруг висит надо мной, прислонившись спиной к потолку.
Я проснулась, задыхаясь, в холодном поту, который блестел в лунном свете, льющемся через окно. Я выпила вторую таблетку валиума. Это сработало.
Сейчас шесть утра, и хотя я бы хотела просто остаться в постели, но я не могу. У меня много работы.
Поскольку в доме нет кофе, вместо него я использую холодный душ. И выхожу из ванной абсолютно бодрой, но с болью и сожалением. Такое чувство, словно меня только что ударили — моя кожа розовая и пульсирует. Когда я смотрю в зеркало в ванной, то вижу, как мой шрам выделяется в слабом свете рассвета. Маленькая белая полоска на моей розовой щеке. Я дотрагиваюсь до нее, кожа вокруг опухшая и нежная от недосыпа.
На завтрак я ем протеиновый батончик — буквально единственный продукт, который я подумала с собой взять — и запиваю его очередной чашкой кошмарного чая, поклявшись, что к концу дня я доеду до продуктового.
Я проверяю телефон, пока ем, и вижу сообщение от мамы. По его тону и теме ясно, что она прослушала голосовую почту.
«Я очень разочарована. Не оставайся там. Пожалуйста»
По моему ответу можно вести мастер-классы зрелого поведения.
«Попробуй меня останови»
Я отправляю сообщение и поднимаюсь наверх, чтобы побродить по Комнате Индиго и гостиной и поискать нож для вскрытия писем, который, я уверена, я куда-то дела вчера вечером во время неожиданной драмы с Эльзой Дитмер и ее дочерью. Это единственное объяснение. Ножи для писем не исчезают сами по себе. Но после нескольких минут бесплодных поисков я сдаюсь.
Я говорю себе, что он где-то здесь, наверное, похоронен под многолетним мусором. Он сам потом найдется. А если нет, то и ладно.
К семи часам я выхожу на улицу и разгружаю свой пикап до прихода Дэйна, хотя с его помощью было бы проще. Я делаю это сама, потому что, во-первых, я уже здесь и не хочу терять время, а во-вторых, я хочу, чтобы он увидел, что я могу сделать это сама. Что он здесь, чтобы помогать, а не нести большую часть груза.
Когда Дэйн приходит ровно в восемь, половина пикапа уже разобрана, а оборудование валяется на лужайке перед домом. Он окидывает взглядом коробку с дрелью рядом с лестницей и плиткорез. Думаю, он впечатлен.
Он помогает мне разгрузить пикап до конца, пока я обдумываю план. Убраться в доме — оставить все ценное, а остальное выбросить. Мы начнем сверху, со старого кабинета папы, и будем спускаться вниз, комната за комнатой. Я до сих пор не знаю, что хочу там сделать. Мне нужно больше времени в доме, прежде чем я смогу придумать хороший дизайн. Но я уже склоняюсь к тому, чтобы отталкиваться от уже имеющегося. Богатая древесина, витиеватые узоры, золотые тона. Если бы мне пришлось как-то это назвать, то я бы назвала «Викторианским гламуром».
Когда пикап опустел, мы хватаем парочку пустых коробок и идем в дом. Дом кажется больше в утреннем свете. Теплее и ярче. Большинство людей, если бы не знали его историю, опишут дом словом «уютный». Но прошлое тяжело нависает над Бейнберри Холлом. Настолько, что я почувствую озноб, когда мы проходим мимо заднего окна и я вижу место, где прошлой ночью стоял нарушитель.
— У вас есть ключ к воротам, да? — спрашиваю я Дэйна, когда мы поднимаемся по лестнице на третий этаж.
— Я был бы плохим смотрителем в противном случае.
— И вы вряд ли гуляли здесь у леса вчера? Где-то часов в одиннадцать?
— В это время я спал, заснул под игру «Ред Сокс». А что?
