Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
и похвалой, и лаской. Между «купить» и «запугать» разница невелика. «Покупать» приятнее, это да. Но иногда и без кнута не обойтись. Как сейчас. В стае может быть только один вожак. Платону до вожака еще расти и расти. Взрослый он, подумать только!
Но попытка сына взбунтоваться его не рассердила. Скорее даже наоборот. Ничего так мальчик подрастает. Не совсем, оказывается, тюфяк и мямля. Есть там характер, есть. Что ж, неплохо. Ему ведь когда-нибудь придется возглавить созданную Валентином империю. Стать вожаком. И то, что он сейчас пытается тявкать, – это похвально. Пресекать подобные попытки следует, однако сами по себе они – да, движение в правильном направлении. Конечно, держать себя в руках не умеет, но это дело наживное. Придется научиться. Либо ты умеешь сохранять хладнокровие, либо ситуации начинают выходить из-под твоего контроля, и – отправляйся тогда восвояси. Куда-нибудь.
И зря Леля так на него смотрела: не стоит принимать подобные взбрыки близко к сердцу.
– А если я просто откажусь? Что сделаешь? Под конвоем отправишь? Запрешь? Или наоборот выгонишь? Делай, что хочешь, я не поеду.
Ну да, ну да, падаем на пол и вопим на весь магазин: «А я эту хочу!» Разговаривать с закусившим удила подростком (хоть и совершеннолетний, но по сути-то мальчишка совсем) – занятие бессмысленное. Усмехнувшись, Валентин глядел на бунтующего сына выжидательно. «Атмосфера была накалена, – вспомнилось ему вдруг, – накалена, как утюг, атмосферой можно было гладить брюки».
Леля захлопотала, пытаясь разрядить обстановку:
– Лень, ужинать не пора? Платон, иди руки мыть…
– Мне не положено, – огрызнулся сын. – Кто не работает, тот не ест, так ведь? Я должен идти разгружать вагоны, потому что пора зарабатывать на кусок хлеба.
– Ты? Вагоны? – презрительно выплюнул Валентин и тут же пожалел. Реплика была безусловно лишней. Мальчишка, конечно, о вагонах или дворницких лопатах знает исключительно понаслышке (сколько написано про «поколение дворников и сторожей», нынешним юнцам это романтикой кажется!), так что да, Валентина «зацепило». Но идти на поводу у эмоций, пусть и оправданных, совсем не дело.
– Да я лучше сдохну под этими вагонами, чем еще хоть крошку, хоть копейку…
В общем, сцена вышла неприглядная. Валентин едва не сорвался на крик. Едва сдержался, чтобы не рявкнуть что-нибудь в духе того, что «копейки» Платон видел только на картинках. Как будто сам превратился вдруг опять в безмозглого, ничего не понимающего подростка, который подзуживает противника: ну давай, давай, ты слабак, а я вот… Подзуживают – слабаки, это он знал точно. Что с ним случилось?
Для полноты впечатлений оставалось только дверью хлопнуть: раз со мной в этом доме так позволяют себе разговаривать, я… Тьфу, позорище! Все-таки не мальчишка, чтоб себя распускать. Смешно и жалко глядеть, как взрослый мужик ударяется в истерику.
Впрочем, он и не ударялся. Вышел спокойно, плюхнулся в «Лексус»… Герою сериала – из тех, что смотрела нежная супруга – полагалось бы посидеть несколько минут, пялясь во тьму сверкающими очами, и, поигрывая желваками на скулах, изобразить глубокие переживания. Какие переживания? Что б они, сценаристы, в нормальной мужской психологии понимали!
На самом деле ему было наплевать.
Ну вышел слегка из берегов, подумаешь! Кажется, китайцы сочинили мудрую фразу: «поражает гнев человека, который всегда спокоен». Так что ничего неловкого, тем более стыдного он себе не позволил. Леля, конечно, просто решит – довели. И до Платона эту мысль донесет. В общем, все к лучшему.
Хотя, если совсем честно, что там думают о его вспышке Платон или даже Леля, его не интересовало.
Он давно уже жил словно по инерции. Равнодушие, как ни странно, оказалось одной из самых эффективных стратегий успеха. Успеха в чем угодно. Люди, на которых тебе плевать, начинают лезть из кожи, чтобы разбить это равнодушие. И не важно, кто они: партнеры, конкуренты, друзья.
Наплевать, по большому счету, ему было даже на выстроенную с нуля «империю»: ну смог, и молодец, живи дальше, то есть здесь и сейчас. Он читал и слышал, что многие из тех, кто «смог», терзаются, глядя на неподобающее поведение своих «наследников»: кому все останется? Ему же – наплевать. Возьмется Платон за ум, дорастет до настоящего вожака – отлично. Нет – тоже не беда. Почему большинству мужчин – по крайней мере, так пишут – столь важны сыновья? Ну сын, и что? Умненький. Но довольно бесхарактерный – хотя тут будущее покажет. А в общем – словно посторонний человек.
Вот Ульянка – совсем другое дело. Дочка. Принцесса, как бы пошло это ни звучало. Маленькое чудо. С самого начала так было: взглянешь на нее или даже подумаешь о ней – сердце ёкает. И сейчас ничего не изменилось. Даже будто острее стало. Потому, наверное, что выросшую птицу приходится отпускать в свободный полет. Ну… в относительно свободный. Ему хотелось преподнести дочери на золотом блюде все мыслимые сокровища, а главное – уберечь ее. Но он старался – очень старался! – удержаться от излишней опеки. Не вздрагивать поминутно, не протягивать руку: вдруг упадет? Напоминал себе: это Ульянина жизнь, которую она должна прожить сама. И избыточная защита – только во вред. Получалось. Поначалу с трудом, а теперь вроде даже и привык, что Ульяна – сама по себе.
Платон никогда таких чувств не вызывал. Он был мальчик, он был логичен и рационален и потому… неинтересен. Подумаешь, наследник!
И, строго говоря, подумаешь, империя! Так, Лихтенштейн промеж истинных гигантов. Нет, Гест не огорчался из-за того, что он не Березовский, не Абрамович и не Роттенберг. Березовский вон вообще плохо кончил, а ему, Гесту, и в своем «Лихтенштейне» вполне комфортно.
Так что какие там глубокие переживания, из-за которых полагается пялиться во тьму? Ничего подобного!
Да и темноты, куда полагалось бы пялиться, еще не было.
И, раз уж выскочил из дому, почему бы, в самом деле, не проветриться – тоже в соответствии с сериальными правилами борьбы со стрессом.
Ехал он часа полтора. Не особо задумываясь, куда. Несколько раз сворачивал, не глядя, потом, уже за окружной, вырулил на какое-то второстепенное шоссе. Ему все равно было, куда ехать, успокаивало само движение. Сквозь сгущающиеся сумерки, сквозь наползающий с Финского залива туман.
Справа засветились желтые буквы – не то «Приют», не то «Привет», не то вовсе «Путник». Мотель, в общем. Гест зарулил на полупустую стоянку, обнесенную низеньким заборчиком, бибикнул брелоком, запирая машину. Привычно хмыкнул: это у них там, на «диком» западе, мотель представляет из себя слепленный ряд щитовых домиков (с внутренней отделкой разной степени приличности, от вонючего клоповника до почти роскоши),
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
