Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
сделать рентгенографию грудной клетки, которая показала, что остатки легкого полностью расправились. Даже после окончания смены Крис ждал, когда придет педиатр, чтобы официально передать дела. В конце концов, отсутствие новостей из Хемел-Хемпстеда – это хорошие новости.
Было слишком поздно звонить Измаилу из Барнета или Филу из Центральной мидлсекской больницы, поэтому я надеялся, что поговорка «отсутствие новостей – это хорошие новости» применима и к их пациентам. Возможно, мне следовало настоять на послеоперационных визитах на следующий день, чтобы избежать скучного амбулаторного приема вместе с мисс Шеперд. Тогда я, возможно, смог бы из Барнета поехать на юг, в Бесплатную королевскую больницу. Барнетская больница была территорией Мэри, поэтому ей было интересно послушать о местном пациенте. Мне даже сказали: «Молодец! Разрывы аорты никогда не бывают простыми». Возможно, это была печальная отсылка к той операции, на которой я ей ассистировал.
– А что насчет пропуска амбулаторного приема?
Сначала она нахмурилась и строго посмотрела на меня, а затем, к моему удивлению, сказала:
– Полагаю, вам следует приехать туда лично. Так поступают ответственные люди.
«Отлично, – подумал я. – У меня будет свободный день».
Центральная мидлсекская и Барнетская больницы находились в противоположных сторонах. Разумно было бы позвонить Филу в Лондон и спросить, следует ли мне приезжать, так что я попросил диспетчеров отправить ему сообщение на пейджер и долго ждал ответа. Возможно, он был занят в операционной. В 11:30 я позвонил снова, и в этот раз он ответил через пару минут.
– Привет, Стив! Ты оставлял мне сообщение? Я ассистировал на операции на желчном пузыре.
Я сразу перешел к делу:
– Планировал заехать сегодня днем и проведать нашего пациента, Фил. Ты будешь свободен?
За моими словами последовали пауза и зловещая тишина. Смущение ощущалось даже на расстоянии 10 километров.
– Мне очень жаль, Стив, следовало тебе позвонить. Он умер вчера.
– От чего он умер? – спросил я возмущенно, хотя и так знал причину. Вероятно, это была сердечная недостаточность, вызванная сильным ударом, разорвавшим перикард.
– После твоего отъезда его артериальное давление продолжило снижаться. Мы вводили препараты, но вчера утром он вошел в шоковое состояние. Мы были бессильны.
– Кое-что вы могли сделать, – ответил я. – Можно было попробовать внутриаортальную баллонную контрпульсацию. Его можно было перевести в Хаммерсмитскую больницу, которая находится всего в полутора километрах. Я мог это организовать.
Ответа не последовало – только звенящая тишина на другом конце провода. Я закончил наш разговор словами:
– Настаивайте на вскрытии, даже если коронер скажет, что в нем нет необходимости. У меня есть подозрение, что у него произошел тромбоз правой коронарной артерии, и я не хочу, чтобы проведенную мной операцию считали причиной смерти.
Итак, в тот солнечный вторник я направился в Барнет, чтобы позже удивить свою возлюбленную в Бесплатной королевской больнице. Я надеялся, что она работает в дневную смену и освободится к 16:30. Меня манила романтическая прогулка по Хемпстед-Хит или, если бы мне повезло, что-то более энергичное. Оказавшись в регистратуре Барнетской больницы общего профиля, я попросил разыскать Измаила. Если бы я пришел в отделение интенсивной терапии один, никто бы не понял, кто я. К счастью, он обедал в своем кабинете, и, хотя я разыскал его без особого труда, слово «кабинет» было слишком громким для того шкафа, где находился мой приятель. Стол, стул, окно – на этом все. Там было недостаточно места, чтобы мы могли поговорить, поэтому мы пошли в комнату отдыха для медсестер. Там он представил меня незаинтересованной публике из трех человек как героического кардио— и нейрохирурга, который в выходные спас пациента со множественными травмами. Несмотря на отсутствие эффекта, его слова хотя бы свидетельствовали о том, что пациент был еще жив.
– Как у него дела? – спросил я осторожно.
– Неплохо, – ответил Измаил. – Нормально с точки зрения сердца и сосудов. Рентгеновский снимок грудной клетки выглядит прекрасно, и пациент дышит самостоятельно. Мы ждем, когда он придет в себя, прежде чем заняться его позвоночником и тазом. Есть некоторые положительные признаки, но он еще не двигал ногами.
– Какие положительные признаки? – спросил я с характерной нотой разочарования в голосе.
– Ну, прошлой ночью артериальное давление поднялось, и все думали, что он придет в сознание. К сожалению, в отделении интенсивной терапии ему снова ввели седативный препарат, и с тех пор он не реагировал. Но я сохраняю оптимистичный настрой.
– Тогда пойдем посмотрим на него, – пробормотал я, допивая чашку отвратительного кофе.
Переломанное тело с перевязанной головой неподвижно лежало в углу, в то время как аппарат искусственной вентиляции легких шумно пыхтел, заставляя его дышать. Необычный звук сам по себе указывал на проблемы с вентиляцией. В первую очередь я попросил стетоскоп, но не услышал, как воздух проходит в левое легкое, расположенное с той же стороны, что и восстановленная аорта. Более того, я услышал громкий писк, когда мехи наполняли воздухом правое легкое. Компьютер между моими ушами постепенно обрабатывал информацию. Я смотрел на дренажные трубки, которые оставались на месте с самой операции: на обеих были зажимы, и я сразу понял, в чем проблема. Как только я убрал один зажим, воздух под давлением стал с шипением поступать в дренажную бутылку. Это было похоже на испускание газов в наполненной ванне.
Я повернулся к медсестре, ухаживавшей за пациентом, и с укором произнес:
– Зачем вы пережали дренажные трубки?
Она запаниковала, раскраснелась и уставилась на меня пустыми глазами. Я понял, что мне необходимо смягчить тон. Медсестры исполняют указания, а не принимают решения. Измаил пришел ей на помощь.
– Мне очень жаль. Мы обычно пережимаем дренажные трубки за час до их извлечения. Кровотечение давно прекратилось, и я подумал, что ты захочешь их извлечь.
Мой ответ был прямым, но максимально вежливым в сложившихся обстоятельствах:
– Вероятно, из какого-то участка легкого выходит воздух. Это напряженный пневмоторакс. Еще несколько минут, и у него остановилось бы сердце.
Я сказал достаточно. Из трубок все еще выходили пузыри, следовательно, я был прав. Через некоторое время воздух перестал бы выходить, но до этого момента трубки должны были оставаться на месте.
Незначительные, на первый взгляд, вещи часто приводили пациента к границе между жизнью и смертью. Если смерть все же наступала, обратного билета не было.
Я снова прослушал стетоскопом легкие пациента, и теперь звуки дыхания нормализовались. Звуки аппарата искусственной вентиляции легких – тоже. У меня возник вопрос:
– Когда ему в последний раз делали рентген грудной клетки?
– Вчера днем, – ответил Измаил.
– Давайте сделаем еще один, – попросил я. Это означало, что мне придется провести в Барнетской больнице
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
