Сейчас расскажу, — я улыбнулся. — Чаю еще нальешь?
— Да конечно!
Между прочим, в домиках офицерского поселка наличествовал определенный уровень комфорта. Автономная система отопления, отдельная от части — небольшая кочегарка; кухня, оснащенная газобаллонной плитой; туалет, душ — это лишь в командирско-замполитском домике. Ванной, правда, нет и там. Водопровод — тоже когда-то был автономным, от той поры сохранился водонапорный бак в виде гигантского клепаного ведра, вознесенного на ажурную металлическую конструкцию высотой метров двадцать. Эту штуку, понятное дело, величали «Эйфелевой башней», и она объединялась с гидросистемой железнодорожной станции, в эпоху паровозов также потреблявшей бешеные объемы воды. А с заменой этих огненно-дымных машин на скучноватые тепловозы и водонапорная башня станции не особо стала нужна, и «эйфелева» тоже. Оба объекта, а плюс к ним и сама часть были включены в городскую водопроводную сеть. Романтика ранней индустриализации осталась в прошлом…
Под чайную церемонию я рассказал Наталье об увиденном. Она несколько удивилась:
— Слушай, так что, они… или он пытались ко мне проникнуть?
Я пожал плечами:
— Доподлинно не видел, не могу сказать. Но предположить такое можно.
Тут раздался стук в дверь. Не просто постучали, а знакомо-условно, шифром: та-та-та. Та.Та.
— Это Романов! — шепотом всполохнулась Наташа и побежала открывать.
Точно, это был он. В полуштатском. То есть в старенькой чистой гимнастерке и в джинсах.
Я встал. Приобретать стойку «смирно» в данной ситуации глупо, но выразить субординацию сумел.
— Садись, — махнул рукой полковник. — Ишь как здесь у вас! Чаи да пироги…
— Служба такая, — сказал я с тенью остроумия.
— Век бы так служил, да? — без улыбки ответил он вопросом, подчеркнув тем самым неофициальность обстановки. — А на меня у хозяйки чаю найдется?
— Да что вы, Евгений Палыч! — заулыбалась, засуетилась Наташа. — Конечно!..
— … А теперь излагайте, что произошло, — велел командир, когда мы дружно взялись за чай.
Я изложил — только факты, конечно, никаких размышлений. Постарался ничего не упустить. Дополнил рассказ и тем, что услышал от Натальи про ее пребывание в плену. Обращался и к ней — она кивала, подтверждая: все именно так.
Честно говоря, я сам немного удивился — насколько рассказ вышел информативным, точным, корректным. Ни одного лишнего слова, ни одной неверной фразы. Ай да Сергеев, ай да сукин сын! — прямо вот так и можно сказать.
— Хм-м… — промычал Романов, выслушав, и в раздумье потер подбородок. — Странная какая-то история.
— Вот! — Наташа чуть не подскочила от нетерпения, встряв в диспут. — Вот я ведь что думаю: зачем они это сделали⁈ Глупо ведь! Ну просто глупость, если они думали сюда проникнуть. Даже если бы не было… — она чуть запнулась, — охраны не было. Какой толк? Да я бы заорала так, что всех перевернула. Верно?
Мы синхронно кивнули. Все верно. В рассуждениях Натальи, конечно, логика была.
Я как-то иначе взглянул на нее. Пережитое подействовало странновато, но позитивно: она как будто стала куда лучше соображать, и поди-ка скажи про нее теперь, что она дура?.. Рассудила очень здраво.
— Верно… — задумчиво повторил полковник, и я понял, что он загрузился такой проблемой: до сих пор было видно, что наши противники, мягко говоря, не дураки, так почему же они сейчас устроили такую нелепую выходку?.. Это совершенно нелогично, попросту непродуманно.
И я задумался над этим. Действительно, почему?.. И ответ пришел внезапно, почти без размышлений. То есть совсем без них, если не считать таковыми постановку вопроса. Нелепость объяснима только одним: дурацкая вылазка — самодеятельность подчиненных «босса». Сам бы он, судя по всем предыдущим действиям, ни за что бы не учинил этот бред. Стало быть, кто-то отчаянно попытался выправить провал в Иванихе.
Так я и сказал. Романов взглянул на меня со сдержанным интересом, а простодушная Наташа азартно воскликнула:
— Точно! Точно! Я вот сама так же подумала. А это о чем говорит? Они этого босса своего боятся как полоумные! Вот и пустились на такое дело.
— Они? — прицепился к слову командир. — Их что, несколько было?.. Сергеев, ты разглядел?
Я отрицательно покачал головой:
— Нет. Ничего не могу сказать.
Наташа смутилась:
— Ну это я так… почему-то само сорвалось с языка. А вообще-то тут язык умнее головы, что ли. Вот сейчас подумала — ну вряд ли один бы пустился на такое… Это я так, рассуждаю вслух.
Теперь командир перевел задумчивый взор на нее. Вновь хмыкнул:
— Это что же у них за группа? Там уже пять покойников, считая… м-да.
Не решился вслух сказать при вдове о покойном ее муже.
А мне пришла в голову еще одна мысль.
Я вспомнил о том, как нам пытались морочить головы нелепыми проникновениями, отравлением Макса… Тоже вроде бы глупые поступки — но они были частью совсем неглупой стратегии. Так может и это вовсе не глупость, а попытка показать глупость?..
Сказал и об этом. Наташа сделала круглые глава:
— А ведь и правда! И такое может быть!..
Опытный Романов, конечно, промолчал, но какие-то выводы сделал, я уверен.
— Ладно, — произнес он, допив чай. — Спасибо за угощение, Наталья Владимировна! Пироги у тебя отличные. Скажу своей Пойду. Сергеев, все мои распоряжения в силе, твоя задача быть начеку. А утро вечера мудренее.
— Есть.
С тем он и ушел, а мы с Натальей остались наедине.
И оба ощутили если не стеснение и неловкость, то нечто такое, что сложно объяснить. Как будто между нами не было близости, не познали мы друг друга как мужчина с женщиной… Наташа потупилась, зарделась, отчего сделалась краше прежнего — ну просто необычайно привлекательная женщина.
— Ты… — произнесла она, запнувшись, — ты знаешь, мне как-то неловко говорить, но я очень хочу тебя. И это первый раз в моей… в моей довольно глупой жизни. То есть, я хочу сказать, ты вообще такой… Я не знаю, почему так поздно тебя встретила, мне кажется это иронией судьбы за мою дурость…
Тут она глубоко вздохнула.
— Вела бы себя иначе, так это могло бы случиться раньше. Наверное. Но вот как вышло, так вышло…
Она сделала робкий шажок мне навстречу. Я привлек ее к себе… и она бросилась мне в объятия и разрыдалась.
Старалась не реветь в голос, но плакала с глубоким чувством, горько и сладко, поливая слезами мое п/ш. Я понимал ее, поглаживал по плечам, по
