в несколько раз дешевле, чем покупка билета в отдельности до Лондона, от Лондона до Парижа и так далее. Когда поезд миновал пограничную станцию Негорелое, и Микулин увидел у полосатого пограничного столба высокую фигуру красноармейца с винтовкой в руке, он вдруг с тоской вспомнил родное Орехово, залитое лучами уходящего солнца, высокую фигуру Жуковского, мать, отца, сестер, друзей и до боли в сердце ощутил свою неразрывность со всем этим, что люди называют одним словом — Родина.
7. А ВМЕСТО СЕРДЦА — ПЛАМЕННЫЙ МОТОР
Три месяца провел Микулин за границей. В Англии он был на заводах фирмы «Роллс-Ройс», во Франции — «Испано-Сюиза», в Италии — ФИАТ, в Германии — БМВ.
Во время командировки он убедился, как глубоко был прав Серго Орджоникидзе. Именно теперь у него появилась идея нового мощного мотора. Причем клапаны надо искусственно охлаждать, а головку блока крепить к картеру двигателя мощными анкерными болтами, сделав чрезвычайно жесткую конструкцию. Но вернувшись в НАМИ, Микулин с изумлением узнал, что профессор Бриллинг снят и отдан под следствие якобы за вредительство, а на его место прислан рыжеватый субъект по фамилии Зелинский, успевший получить в НАМИ кличку «иезуит». То, что Бриллинг не был вредителем, для многих знавших его было очевидно. Более того, Бриллинг еще студентом преследовался полицией за то, что распространял ленинскую «Искру».
Но теперь, когда НАМИ под руководством Николая Романовича превратился в очень большой институт, в котором работало около 500 человек, нашлись клеветники, которые стали утверждать, что неудача с М-13 преднамеренная, что, дескать, старорежимный профессор сознательно тормозит создание мощного мотора. С первых же дней своего возвращения в НАМИ Микулин то и дело ощущал на себе подозрительный взгляд «иезуита», до того дошли слухи, что Микулин считался любимчиком Бриллинга. Более того, Зелинский стал на принципиальную позицию: мощный мотор в НАМИ создать невозможно. И поэтому надо срочно закупать у немецкой фирмы БМВ очередную лицензию на двигатель в 600 лошадиных сил.
Но Микулин уже начал прикидывать новый мотор, не только в голове, но и на бумаге. Кое-кто из энтузиастов начал ему помогать. Пошли споры, обсуждения.
Слух об этом мгновенно донесся до Зелинского, и он приказал Микулину немедленно явиться к нему. Войдя в знакомый бриллинговский кабинет, Микулин подавил невольный вздох. Зелинский не стал церемониться.
— Микулин! — заорал он. — Вы что ведете провокационные разговоры о новом сверхмощном моторе? Уж не хотите ли вы предложить его построить?
— Да, — тихо ответил Микулин.
— Вы с ума сошли? Вы занимаетесь вредительством. Выкиньте это из головы, иначе крепко поплатитесь.
Микулин молча повернулся и вышел из кабинета. У себя он откнопил чертеж и свернул его в трубку.
— Все, — сказал кто-то.
Но дома вечером Микулин вновь развернул чертеж и наколол его на доску. В этот день он работал до 2 часов ночи. Каждый день по вечерам, в выходные дни и в праздники Микулин, приходя домой, садился за чертежи и расчеты. 16-часовой рабочий день: 8 часов в НАМИ и 8 часов дома — был его нормой в течение девяти месяцев. Уставал он зверски, но усталости не чувствовал. Он твердо знал, что мотор он должен сделать. Раз Бриллинга нет, а мотор стране необходим, значит, остался только он, и он это сделает.
Прибавились и материальные трудности. Зарплата главного конструктора была не так уж велика, а кроме мамы, надо было помогать и сестре, оставшейся с двумя детьми.
Так как инженеров в то время не хватало, то любой из них, а тем более опытный конструктор, легко мог получить неплохой приработок, работая по совместительству или по договору. Но времени на приработки не хватало. Каждую свободную минуту съедал мотор. Поэтому Микулин очень полюбил командировки в Ленинград на Обуховский завод. Здесь, вдалеке от всевидящего взгляда «иезуита», в свободную минуту он спокойно приходил днем в заводское КБ и, найдя не занятый кульман, с увлечением чертил.
Как-то Микулин проснулся среди ночи. Ему снилось, что он проектирует мотор. Причем, вспоминая сновидения, он удивлялся, что чертеж правильный. И еще одно странное ощущение владело им: рассчитывая нагрузки на детали и думая, как их уменьшить, Микулин вдруг почувствовал, что на него что-то давит. Казалось, что он сам превращался в деталь, испытывая перегрузки. Он даже пошел посоветоваться с врачом. Но тот, похлопав его по плечу, сказал, что у него просто богатое воображение.
Но и впоследствии на протяжении десятков лет, работая над конструкциями моторов, Микулин ловил себя на ощущении, что он — это деталь, испытывающая перегрузку. И это физическое ощущение исчезало только после того, как он находил правильное конструктивное решение задачи.
В НАМИ все себя чувствовали на распутье: в связи с развитием и авиационной, и автомобильной промышленности возник проект разделения института на два самостоятельных научных центра. Но пока решение этого вопроса откладывалось. С руководством института началась какая-то чехарда. Зелинского убрали. Вместо него назначили нового. Не успел он войти в курс дела, как его сняли. Назначили инженера, который одновременно руководил большим институтом в Ленинграде.
Новый директор раз в неделю, на денек-другой, приезжал в НАМИ «поруководить» и тотчас же возвращался домой.
Естественно, что в таких условиях вникать в дела НАМИ директор не только не хотел, но и не мог. Когда Микулин попытался рассказать ему о своем проекте двигателя, он только отмахнулся.
Вскоре Николай Романович Бриллинг был освобожден, так как никакого состава преступления в его действиях следствие не нашло. В тот же вечер Микулин с рулоном чертежей под мышкой отправился к Бриллингу домой. Весь вечер Бриллинг придирчиво рассматривал чертежи и проверял его расчеты. Наконец, он устало откинулся на спинку кресла.
— Ну что ж, Александр Александрович, все ошибки М-13 вы учли. И охлаждение клапанов натрием вы предусмотрели. И головку блока стали крепить болтами. Кстати, вы первый до этого додумались. Я считаю, мотор есть. И хороший мотор — 1000 лошадиных сил — это рекорд мощности.
— А директор и слышать не хочет о сверхмощном моторе, Николай Романович.
— Пошлите его к черту. И идите прямо в ЦК партии к Баранову. Он наверняка заинтересуется проектом.
На следующий день Микулин был у Баранова. Тот внимательно выслушал его и, нажав кнопку звонка, продиктовал появившемуся в кабинете секретарю:
— Послезавтра, в три, созывается заседание научно-технического комитета. Повестка дня: доклад конструктора Микулина о проекте сверхмощного мотора.
Через день состоялось заседание научно-технического комитета.
Когда Микулин внес в зал заседания большие щиты, на которых были прикреплены листы с аккуратно вычерченными тремя проекциями мотора, у него душа ушла в пятки: он увидел директора с кучкой
