птица утробно. — Не дам!
— Перья повыщипаю! — не выпуская из рук тяжеленный булыжник, русалка шагнула навстречу крылатой. Их разделяли какие-то метры. Главное не смотреть на Змеёныша, иначе она просто сдохнет от ужаса. А гарпии чувствуют страх.
— Жадная! — рявкнула хищница.
Или гаркнула? Ева тоже так может.
— Ещё какая! — грозно шурша чешуёй, она подступала к самому краю обрыва.
Вот заодно и проверим, умеет ли эта ворона летать.
— Сильная… — прозвучало внезапно, и сиськастая птица прищурилась зло, — и живучая.
— Проверить тебя на живучесть? — выпустив когти, русалка подчёркнуто-равнодушно рассматривала хищный свой маникюр.
— Сосёт он тебя, — в тоне птицы отчётливо прозвучало сочувствие. — Зачем ему двое, отдай!
— Что? — прозвучавшее Еве совсем не понравилось. — Кто?
— Зло-о-у-й!— гукнула “добрая” птица и покосилась на Змеева.— Холодно-о-у-о-й!
— Своего никому не отдам,— теряя терпение, Ева вдруг рыкнула. Сама для себя неожиданно.— Вот только попробуй. Сожру.
Прозвучало внушительно. Гарпия содрогнулась и медленно отстранилась, из лап выпуская Змеёныша. Только бы он с обрыва не сверзился, непутёвый. И зачем он попёрся сюда?
— Кыш!—когтистая лапа русалки угрожающе замахнулась.
Птицедева расправила крылья, взглянув на Илью с явно гастрономическим сожалением, и тяжело спрыгнула со скалы.
— Я отсюда не вылезу… Уходи, — беззвучно, одними губами прошептал Змеев, но чуткая Ева услышала.
— За какими, скажи, грязными ягами, тебя потянуло на приключения? — рявкнула и рванулась к нему.
Ответа не требовалось. Скрыться на острове негде, разве что в море с обрыва сигать, но Илья не русалка. Сама виновата, оставила парня в неизвестном мире. Более того: потащила с собой в этот мир. Сидел бы у печки в избушке да манную кашку варил…
— Ничего не получится…
— Выдохни и не болтай! — проорала в лицо, скривившееся от боли. — Всё, однажды засунутое, распрекрасно высовывается! Ты же мужчина, знать должен!
— Она… двигала камни, — Илья отвернулся и его губы дрогнули. — Словами. Иначе бы я не попался.
— Ясно.
Быстро ощупав друга, нашла рёбра сломанными и капитально. А он даже не стонет, хотя боль просто адская. Только губы кусает, стараясь сознание не потерять.
— Илюшенька, миленький мой, родной, — слова покатились вдруг сами, как бусины с порванной нити. — Не умирай, ты мне ещё пригодишься. Глазки закрой, я попробую вспомнить заклинание левитации.
Запрещённый приём. Она обрела ипостась, но официальный обряд инициации и регистрации проведён ещё не был. Колдовать ей нельзя. В её мире. А в этом… да гори синим пламенем Инквизиция вместе с Дозорами! У неё здесь Змеёныш стал эльфом, его гарпия чуть не сожрала!
Заклинание было простым, как подсечка. Великие и бессмертные не жаловали левитацию и использовать не советовали. Она искажала пространство, её исполнитель потом ещё долго ловил своим телом падающие прямо на голову “совершенно случайно” предметы, промахивался мимо стульев, оступался и спотыкался. Ева переживёт. Если они оба выживут.
— Петó!¹
Концентраторов магии не было, волшебную палочку не поднесли, а потому она снова выпустила жуткие когти и махнула в воздухе лапой. Почти элегантно, почти.
Илья дёрнулся, громко скрипнул зубами, волосы в воздух поднялись, полотна туники взмахнули полупрозрачными крыльями. Пронзительно-алая кровь ярко блеснула, стремительно расползаясь по камням. Ужас Еву буквально сковал. Он ранен!
— Не тормози, женщина! — вдруг рявкнул Илья, извиваясь в расщелине, как… змеёныш. — Хоть по кускам меня, но достань!
И словно кнопку нажал его голос в сознании Евы.
—Ревените²!— громко рявкнула, сама себя испугав.
Заклинание возвращения предмета в исходную точку. Доступное лишь сильным магам. Очень сильным… Глядя на стремительно растущую глубину пасти скалы, в которую неумолимо проваливался Змеёныш, Ева увиденному не поверила.
— Ева! — до неё долетело приглушённое шумом падающей щебёнки и волн.
— Петó, петó, петó! Петó!!!
Она к разлому ползла и орала во всю силу лёгких. Сил на бросок за Ильёй у неё уже не было. Когтистая лапа русалки бессильно лупила по воздуху, слёзы градом лились по щекам.
— Всё уже, всё, успокойся! — вдруг тихий голос под боком заставил её оглянуться и замереть. — Я здесь, корюшка, здесь.
Змеёныш лежал от неё в двух шагах в луже крови и улыбался, блаженно щурясь на солнце.
— У меня получилось! — бессильно упав на колени, русалка закрыла глаза.
— Конечно.
— Ты не понимаешь! — опёрлась о камни ладонями, отчётливо зашуршав чешуёй. — Я колдовала как…
— Я никогда в тебе не сомневался, селёдка, — Илья хрипло вздохнул и закашлялся. Яркая кровь выступила на губах. — Ползи сюда.
И похлопал ладонью по светлому камню, на котором лежал.
Разумные существа должны постараться как можно скорее покинуть скалу посреди океана, пока сюда не нагрянули новые гарпии, фурии и голодные птеродактили. Здравомыслящие русалки схватились бы за веретено и быстро рванули обратно, на плечи взвалив раненого Змеёныша.
Они со Змеёнышем оба не были ни здравомыслящими, ни рассудительными, ни даже просто разумными. Лежали, прижавшись друг к другу на гладкой скале, и молча смотрели на красный закат той звезды, что служила здесь солнцем.
— Ева, — произнёс вдруг тихо Илья и болезненно-хрипло вздохнул. — На всякий случай скажу тебе, чтобы знала. А то мало ли…
— Голову отгрызу, — прозвучало устало. Угрожающе не получилось.
— Это потом… — сухое касание губ у виска. — А пока помолчи и послушай. Я люблю тебя, зеленоглазая. Слышишь?
— Ты бредишь? — русалка приподнялась на локте, губами потрогала белый лоб. Леденющий.
— С первого взгляда.
— Ничего, Змеев, — нервно хихикая, Ева встала на четвереньки и, пошатываясь, окончательно поднялась. Сейчас я тебя домой вытащу, там бабуля приехать должна, а она — мастерица. Не даст помереть, не надейся. И меньше болтай, а то потом неудобно получится.
— Женщина, не мельтеши, я вполне адекватен. И кстати, пока эта пернатая не разъярилась, мы мирно беседовали. Я даже узнал кое-что о… — Илья снова закашлялся, и вид алой крови, плеснувшей на белые губы, заставил русалку подпрыгнуть.
— Заткнись.
Мысленно призванное веретено послушно легло ей в ладони.
"Все пути и все дороги приведут меня к порогу,
Двери нитью отопри, ключ в замке переверни.
Нить сворачивай в клубок, я исполнила свой долг".
Оглянулась на Змеева. Бледный до синевы, с прилипшими на ледяную испарину волосами, с окровавленным боком, он медленно и упорно вставал.
— Что ты творишь?!
— Стоять, женщина, —
