взмах маленькой изящной ручки и — закрытая изнутри дверь. Все.
Коля решил предпринять кавалерийский наскок — навестить предмет своего обожания поздно вечером, внезапно, а ведь в полумраке избы-аптеки можно будет обо всем «договориться». И причина для начала найдется: голова болит, лекарство понадобилось, даже по долгу милосердия и сострадания к «заболевшему» заветная дверь должна будет открыться…
Но когда поздним вечером Коля приступил к выполнению своей тщательно продуманной «акции», которой, казалось бы, успех гарантирован, то, несмотря на его страдальческие интонации в голосе, умолявшем красивую аптекаршу смилостивиться, впустить его, «больного», в аптеку, или, по крайней мере, открыть дверь избушки, успокоить «болящего» чем-нибудь исцеляющим, болеутоляющим — дверь не открывалась; даже свет в избушке сразу же погас, как только Колин голос был услышан, а его приплюснутый к оконному стеклу взволнованно-вопросительный лик увиден «бессердечной» девушкой. Как ни ходил Коля от двери то к одному, то к другому окошку избушки, как ни стучался и ни взывал отнестись к нему «по-человечески», — ответом ему были темнота и молчание…
Наутро вокруг избушки-аптеки можно было увидеть глубокую узкую дорожку, протоптанную Колиными меховыми унтами: вечер-то был морозный.
…Обо всем этом и поведало, под громкий смех слушавших, «армянское радио» Миши Третьякова.
— Ну вот, у нас говорят, — спокойно и рассудительно продолжал Миша, когда смех стих и внимание присутствующих вновь обратилось на него, — «сачок», «сачок». А кто такой, этот «сачок»? Чем он от других людей отличается? Вы, молодые, этого не знаете. А «сачок» означает: Самый Авиационный Человек Особого Качества? Вот что такое «сачок». И вполне благополучно многие «сачки» здравствуют среди нас, следуя определенным, проверенным жизнью и ими, «сачками», правилам: быть посредине в строю — всегда «мессеры» первыми начинают атаковать тех, кто с краю; ведомым в полете — меньше спроса, за все ведущий в ответе; первым в столовой — первый черпачок из общего котла всегда пожирнее и повкуснее. А по отношению к начальству они руководствуются еще двумя оправдавшими себя постулатами. Постулат первый: ругаться с начальником — все равно, что против ветра плевать, сам же и запачкаешься. И второй: лучше быть подальше от начальства иди уж совсем близко от него. В обоих случаях «сачку» — польза. Это — основные, без учета второстепенных, правила.
Несколько переждав и дав осмыслить окружающим изреченное им, Миша начал новую историю:
— Вы хотя и летчики да штурманы, так сказать, «летная братия», а наверняка не знаете, кто совершил первую штурманскую ошибку.
Естественно, никто не знал. Все ожидали, что же остроумного по этому вопросу скажет Миша. Их ожидание было не напрасным; обведя «аудиторию» насмешливым взглядом, Миша, растягивая слова, внушительно проговорил:
— Ма-тр-ос Железняк. Он шел на Одессу, а вышел к Херсону…
— А знаете, как наш доктор Чхиквадзе майорское звание получил, — начал было рассказывать очередную историю Миша. Но…
— Боевой вылет по тревоге! — прозвучала громкая команда почти вбежавшего в комнату Толи Щербины. — Цель — та же. Все — по самолетам!
И наших сбивают…
Когда мы с Иваном, разгоряченные быстрой ходьбой, оказались около нашей «пятерки», работа по подготовке ее к вылету близилась к концу. «Глава» технической службы экипажа, техник самолета Вася Рухлов, как положено, доложил командиру — Ивану:
— Двигатели опробованы, все системы самолета исправны, бензином и маслом баки заправлены полностью!
И действительно: все, что требовалось от наших техников, механиков и мотористов, было сделано — ведь приведение самолета в боевую готовность началось сразу же, как только мы возвратились с боевого задания. По установившимся правилам, пока самолет не был полностью подготовлен к новому вылету, никто из технического состава экипажа с самолетной стоянки не уходил, сколь бы долго ни длилась подготовка.
На долю летного экипажа — а наши воздушные стрелок- радист Леша Тихонов и стрелок Паша Еропов раньше нас прибежали к самолету — возлагалась обязанность проверки оборудования самолета, всех его систем и вооружения. А вот бомбы и подвешивались, и снаряжались только при нашем присутствии и участии.
И сейчас четыре «сигары» — ФАБ-250 и две «чушки» — ФАБ-500, хранящие в себе сотни килограммов разящей взрывчатки, мирно — одна к другой — солидно возлежали в своих уже раскрытых упаковках-решетках под самолетом. Механик по вооружению Боря Ардзинба расторопно устанавливал на правой стойке шасси самолета бомбовую лебедку, с помощью троса которой, пропущенного через систему роликов, будут подниматься бомбы. Замки, закрепленные на бомбах, должны будут точно войти в предназначенные для них места — цапфы держателей, расположенных внутри фюзеляжа самолета — в бомболюках. Тут же, около колес шасси, стояли две цинки: одна — с пиропатронами, другая — со взрывателями.
Установка замков на бомбах была привычным делом и для нас с Иваном, и для нашего стрелка-радиста Лёши Тихонова, который, не теряя времени, взводил механизмы замков, закреплял их на ушках бомб, регулируя положение замков относительно продольных осей бомб на их поверхности.
Подвеска бомб — ФАБ-250 в люки, ФАБ-500 на внешнюю подвеску — было делом пяти-шести минут. В этой работе главное — не допустить перекоса замков бомб при их заводе в цапфы-защелки: при сбрасывании перекошенный замок не сработает, бомба «зависнет» и при посадке сможет сорваться с цапф; последствия в таких случаях обычно очень и очень неприятны для экипажа.
На самую тонкую работу в подвеске и снаряжении бомб — установку пиропатронов в сбрасывающее устройство, ввертывание в очки бомб взрывателей, крепление ветрянок взрывателей вилками на тросиках механизма «взрыв- невзрыв», которую сноровисто и споро выполнял Ардзинба, — было любо-дорого смотреть, чем мы все и занимались, еще и еще раз убеждаясь, как умело делает свое дело этот немногословный абхазец.
Нам, летному экипажу, осталось только привести в готовность свои рабочие места, оборудование и вооружение, с которым придется иметь дело в полете.
Воздушным стрелку-радисту и стрелку — проверить исправность радиостанции, настроить ее на заданную волну, убедиться в надежности креплений пулеметов в походном и боевом состояниях, в плавности поворота турели.
Мне, штурману, — проверить правильность установки аэрофотоаппарата, закрыть бомболюки, установить исходные данные на командном приборе аэрофотоаппарата, высотомере, электрическом сбрасывателе бомб, на щитке управления радиополукомпаса, проконтролировать, точно ли в положение «невзрыв» установлен механизм «взрыв-невзрыв», заложить в ракетницу зеленую ракету — сигнал взаимодействия со своими войсками и истребителями сопровождения «я — свой самолет», убедиться в надежном креплении блистера пулемета.
Ивану, командиру, — убедиться в исправности и надежности систем управления рулей высоты и поворота, элеронов и закрылков, триммеров; получить доклады от членов экипажа об их готовности к полету.
Только-только успели закончить мы эту работу, как раздалась команда:
