с записями ходов, и часа два, если не больше, они потратили на разбор ошибок и промахов Матвеева. Маронко посмеивался: «Ох, и налепил ты глупостей, хоть и Цезарь». Саша чувствовал себя неловко, слыша из уст отца свое прозвище, — он не мог к нему привыкнуть, уж больно торжественно, многообещающе оно звучало. Ему виделась в нем насмешка; лучше бы его оставили Матвеем. Но братве больше нравилось называть его именем римского императора, и ничего с этим поделать было нельзя. Между прочим, он действительно обладал редкой способностью делать несколько дел одновременен
Но. К примеру, обдумывать порученное ему убийство и шахматные ошибки.
К шахматам отец относился очень серьезно, не без основания полагая, что эта игра сильно способствует развитию мыслительного аппарата. «Руками может работать каждый, но лидером будет только тот, кто умеет работать головой», — эту азбучную истину он ежедневно вдалбливал в головы братьев.
На прощание Маронко сказал:
— Просчитаешь все варианты, выберешь наиболее удобный и придешь ко мне — уточним детали.
На составление «сценария» у Саши ушел один вечер. Это было его первое убийство, первая кровь, и готовился он к нему самым тщательным образом. Добросовестно перебрал несколько вариантов, отвергая их один за другим.
Можно засесть на крыше со снайперской винтовкой; сложность заключалась в том, что стрелял он неплохо, но снайпером не был, мог и промазать. Потом, мало ли кому взбредет в голову залезть на ту же крышу... Вариант с ДТП отпадал за ненадежностью: судью надо убить, а не временно вывести из строя. Попав под колеса, он мог выжить. Да и следы останутся, город есть город — свидетелей много, все случайности учесть невозможно, милиция всегда под боком. Возможность применения холодного оружия Саша отверг сразу — нож хорош в драке, в ближнем бою, в помещении, но для его цели не подходил.
Оставалось только ехать к нему на дачу. Судья проводил там три дня в неделю — с вечера пятницы до вечера понедельника. Это было удобно: семья покидала его в вос-кресенье, и часы одиночества судья посвящал своему хобби — писал детективы по документальным источникам. Даже грозился когда-нибудь взять и все разом опубликовать. Для срочного вызова в город на даче был установлен телефон. В качестве сторожа жила кавказская овчарка по кличке Аида, псина страшного вида и редкого для ее породы добродушия. Еще имелось ружье — судья любил поохотиться. Существенное удобство предоставлялось временем года: начался октябрь, и в будни дачный поселок будто вы-мирал. Свидетелей быть не должно, а дождливая погода поможет скрыть следы.
И Саша, и Мишка еще по весне обзавелись машинами,
Но свою «девятку» в качестве транспортного средства он отверг: могли заметить номера. Часть пути ему придется проделать пешком, точнее, бегом — до дачи он доберется на электричке, от дачи до проходившего неподалеку шоссе пробежится, а там его подберет Мишка. На шоссе никто не заметит машину, если, конечно, она не будет стоять на обочине слишком долго.
До шоссе было девять километров по подъездной дороге и пять напрямую, через лес. Что такое пять километров бегом для здорового девятнадцатилетнего парня? Пустяк. У шоссе было еще одно неоценимое преимущество по сравнению с другими возможностями отхода: если милиция появится сразу — во что трудно поверить, но что следует учесть — и по его следу пустят собаку, то на автостраде все следы оборвутся.
Осторожный Мишка посоветовал подставить какого-нибудь лоха в качестве липового исполнителя. Загоревшись этой идеей, Саша сочинил целую пьесу. Требовалось найти человечка, осужденного именно Муравичем, недовольного приговором, отбывшего срок и мечтавшего слегка потрепать нервы непреклонному судье. Трудностей с этим не ожидалось: кредо судьи — «Я не имею права жалеть преступника, ибо так я дополнительно наказываю потерпевшего» — было известно многим, так что недовольных хватало. Такой человек в течение нескольких дней названивал бы судье, угрожал — разумеется, представившись, — за что ему была бы обещана приличная мзда. А в день гибели судьи Мишка брался ликвидировать не только свидетеля, но и его труп. Убийство автоматически спишут на счет «мстителя», найти которого окажется невозможным.
Маронко план одобрил; координаты «мстителя» дал на следующий же день, облегчив задачу своим воспитанникам. Сорокалетний тщедушный мужичонка, получил один-надцать лет за изнасилование, в тюрьме его опустили, и он жаждал подложить судье свинью. Естественно, он и не чуял, что своими звонками предваряет реальное убийство.
В понедельник Саша не явился в институт. Их с Мишкой алиби Маронко брал на себя, так что об этом можно было не думать. В три часа дня — судья уезжал около семи вечера, так что запас времени имелся — Саша сошел с электрички на пустой перрон. Очки, шляпа, длинные волосы собраны в косичку и упрятаны за воротник неуклюжего поношенного плаща, прекрасно скрывавшего униформу — кожаные черные куртку и штаны. Он долго соображал, как избавиться от самой особой своей приметы — оттопыренных ушей — и в конце концов просто приклеил их к черепу пластырем. Получился самый что ни на есть непримечательный вид.
До места осталось сто метров — долой маскарадный костюм. Свернул все в тючок, щелкнул зажигалкой. Сверху накрапывал мелкий дождик, но он не мешал одежде гореть. Черной тенью Саша скользнул вдоль заборов, вглядываясь в окна соседних дач — все пустуют. Прекрасно. Рука в перчатке плотно обхватила рукоятку «Макарова». Он был левшой, но в этом случае ему придется стрелять с правой руки или с двух — чтобы баллистическая экспертиза не показала особую примету убийцы. И еще несколько минут он стоял, пытаясь успокоиться. Шутка ли — первое убийство, он впервые должен убить человека, такого же, как и он сам.
Собравшись с духом, он в последний раз оглянулся — улочка была пустынна, как в первый день сотворения мира, признаков жизни в окрестных домах не наблюдалось, — перепрыгнул через относительно невысокий забор. Собака выбралась из будки; избавиться от нее необходимо — при всем ее добродушии она бросилась бы защищать хозяина. С колена, с двух рук Саша выстрелил первый раз. Аида дернулась, жалобно взвизгнула и упала, царапая землю лапами.
От звучного грохота заложило уши. На веранду выскочил судья с ружьем и оцепенел: он не ожидал, что стреляли так близко, думал, что где-то на соседних дачах. Узнав Мат-веева, он ахнул:
— Что тебе нужно? Зачем застрелил собаку? Живую мишень нашел?
Саша растерялся — он не так рисовал себе эту сцену. Думал, что ему придется идти в дом, и не предполагал, что судья успеет
