прекрасно для западного рынка, но явно вызовет яростную критику со стороны наркополицейских. В том числе, конечно, и западных силовиков (слава богу, хотя бы там наркоконтроль не изображал из себя экспертов по лекарственным формам). А с точки зрения больного, удобство, портативность и возможность самостоятельно регулировать дозировку препарата очень важны, и яркий пример тому – астматики со своими ингаляторами. Например, едешь в автобусе и вдруг увидел на углу своего закадычного наркодилера. Зрачки расширяются, давление – ап! И…товарищи, мне выходить – героину срочно надо! А тут достал быстренько ингалятор и… ну, что вы так подвинулись, мамаша, мне выходить еще через три остановки! Но именно это (помимо закадычного наркодилера) и проблематично для наркополицейских, рассматривающих удобство и доступность как наикратчайший путь к злоупотреблению. Более того, с интраназальными препаратами были и чисто технические трудности. Подписанный Россией Киотский протокол привел к резкому сокращению использования фреонов в лекарственных средствах, а безфреоновые спреи, изготовлявшиеся на оборудовании «РосФарма», по мере использования лекарства самопроизвольно уменьшали дозировку. И если в России это было фактическим состоянием дел (на бумаге все было в пределах специально созданных «национальных стандартов»), то в Европу такому препарату путь был бы просто заказан.
Тем не менее Николай, начальник лаборатории готовых лекарственных средств, предложил Алексу несколько прототипов бупрофиллиновых ингаляторов. Он был отличным профессионалом и достаточно молод, чтобы ему нравились сложные проекты, требующие нестандартных решений.
Однако первые прототипы не прошли даже простую проверку. Алекс пригласил в качестве эксперта Петра, который варил «крокодил» на кухне той самой квартиры. За два часа, не выходя из лаборатории, Петр нашел способ как выделить бупрофиллин из ингалятора в свободной форме. Он положил перед Алексом и Николаем фильтровальную бумагу с белыми кристалликами бупрофиллина. Безусловно, ФСКН будет против такой лекарственной формы. Николай, сначала скептически относившийся к такому приглашенному эксперту, был явно восхищен.
– Как тебе это удалось? – спросил он.
– Очень просто. Я разрядил баллончик со спреем в раствор соды, потом экстрагировал дихлорметаном и упарил. А кристаллы перекристаллизовал уже из горячего спирта при подкислении.
Николай восторженно посмотрел на Петра.
– Ты из Менделевки или МГУ? Нет-нет, ты определенно с химфака.
– А то! – улыбнулся Петр.
В глазах Николая появился азарт.
– Хорошо, – обратился он к Петру. – Приходи послезавтра. Понятно, что спреи для бупрофиллина работать не будут. Я подготовлю несколько образцов таблеток-ретардов – посмотрим, что ты сможешь сделать.
Петр уже давно не думал, что его знания кому-нибудь пригодятся. Сам он начал употреблять, когда пришлось бросить аспирантуру и пойти зарабатывать деньги для семьи. Он ставил с бригадой железные двери. Работа была тяжелая и малоденежная. Бригадир – бывший прапорщик, солдафон без образования – собирал заказы и он же распределял деньги. Петр употреблял героин, чтобы успокоиться и не набить этому прапорщику морду. Главное в этом деле было не разгонять дозу. Если по чуть-чуть – то просто спокойно и ничего не колышет. В то же время начались проблемы с женой – пока он был на работе, друзья поставили Светлане большую дозу, и она поймала кайф. И после этого ее уже невозможно было остановить. Такой тип человека: видимо слишком много опиатных рецепторов в мозгу. Постепенно они начали варить на дому, так было дешевле. Потом пришли полицейские и требовали денег, обещали убить жену, если Петр не будет платить. Светлана все равно пропала, и ее нашли мертвой только через полгода. Он и сейчас платил полицейским, потому что попавшись один раз, соскочить уже просто нереально. А потом в его жизни появились Катерина и Даня.
К концу недели Петр с Николаем все-таки нашли состав таблетки, из которой было практически невозможно выделить опиат в чистом виде. Это наверняка устроит российских силовиков, а без их благословения Селезнев, в свою очередь, никогда бы не одобрил ни один препарат для лечения наркомании. Более того, состав новой таблетки полностью соответствовал европейским стандартам лечения наркомании и европейской фармакопеи, и, при положительных результатах испытаний, дорога на Запад была открыта. А это уже серьезные рынки в несколько миллиардов долларов. «И волки целы, и овцы сыты», – ликовал Алекс, испытывая чувство дачника, случайно откопавшего на грядке клад.
Алекс ощущал себя почти на вершине фармацевтического мира. В этом мире более миллиона человек занимались разработкой лекарств, но вывести на рынок препарат удавалось только очень немногим. В самом деле, мировой реестр одобренных лекарств насчитывал не более полутора тысяч оригинальных препаратов, и абсолютное большинство охотников за лекарствами никогда в своей жизни не видели плоды своих трудов на полках аптек.
Заявку в Минздрав на новую таблетку решили подавать для экономии времени по существующему фармдействию[10]: купирование болевого синдрома у наркоманов во время абстинентного синдрома (или предотвращению, как сказала Саша, «ломки у торчков»). В министерстве еще раз недвусмысленно дали понять, что Этический Комитет, неизменно возглавляемый Селезневым, зарубит любую заявку на лечение наркомании не связанную с блокаторами опийных рецепторов. В таких щепетильных вопросах Минздрав проявлял поразительную официальную бесхребетность и только в кабинетах технических замов делали большие глаза и полушепотом говорили: «Ну как же мы вас ждали!» В общем, заявка по болевому синдрому позволяла на первых парах и вовсе обойти Этический Комитет. И уж после этого, показав, что под воздействием лекарства торчки перестают колоться, они с Сашей и Леоном подадут новую заявку на клинические испытания для расширения фармдействия – то есть лечение уже собственно наркомании. Конечно, даже тогда Этический Комитет может не найти оснований для одобрения заявки – уж слишком большие деньги крутятся в этой теме и в переделе рынка никто не заинтересован. Но как Этический Комитет сможет отказать, если первичные данные будут получены не где-нибудь, а на клинической базе самого Селезнева?
Поскольку новая таблетированная форма дженерика требовала только клинического испытания на биоэквивалентность, то таблетку зарегистрировали в Минздраве за рекордное время. Правда, не обошлось и без неприятностей. Примерно через месяц после начала регистрации Петров вдруг заявил на очередной планерке, что в казне компании денег на бупрофиллин нет, и если проект будет требовать затрат, то его скорее всего придется закрыть.
– Ну хорошо, – пожал плечами Алекс. – Я уверен, что можно под такой проект найти финансирование в банке или у венчуров.
Он изучающе посмотрел на Петрова, стараясь понять, знает ли он о его текущих источниках финансирования.
– У кого? – переспросил Валера.
– Он имеет в виду у венчурных капиталистов, – пояснил ему Гуронов.
– Это как?
– Очень просто, – сказал Алекс. – Под инвестиции открываем дочернюю компанию, переводим туда этот актив, и…
– Ну почему у тебя все предложения ведут
