казались Шурке те дни, когда она училась шитью, гуляла с подругами, шила одежду из шелка и бархата и проводила вечера в их доме, полном детьми, которые ее обожали.
– А вот и наш новый дворец, что скажешь? – попытался разрядить обстановку Яков Мендель.
Тайба с гордостью объяснила, что только благодаря своим хорошим друзьям, которые знали важных людей в гетто, они смогли получить довольно просторную квартиру, в которой должны поместиться все.
Но Шурка увидела печаль в ее глазах и обняла мать. Все хорошо. Мы вместе. Что еще нам нужно?
Шурка и Ирена осмотрели место, которое Яков Мендель назвал «нашим дворцом»: на самом деле это была темная и запущенная двухкомнатная квартира. Не было ни двора, ни цветника, ни цветущего грушевого дерева. Не было комода с книгами Торы и столовым серебром. Только голые стены и потрескавшийся пол. Посередине комнаты стояло ведро для воды, которая просачивалась с крыши. Возле стены стояло несколько простых деревянных кроватей, а рядом с ними – большие коробки, в которых хранились все их вещи. Шурка не произнесла ни слова. В такие времена они должны быть благодарны за то, что у них было. Зато здесь вся ее замечательная семья окружала ее, словно ангелы-хранители.
Авраам и Шурка жили в дальней комнате. Ее родители, братья и сестры, Руска и Шломо, теснились в другой комнате. Они ели жидкий суп, который Тайбе удавалось сварить из картофеля, добытого ее мужем каким-то неведомым образом. Иногда Авраам возвращался из трудового лагеря, который все еще был открыт, что позволяло ему время от времени уходить домой и ночевать с семьей. Из-под пальто он доставал то кусок мяса, то рыбий хвост, которые он чудесным образом добывал у одного из своих польских друзей.
В первую ночь в гетто Ицхак, как будто протестуя от имени всей семьи, не переставал плакать. Его крошечное тело было горячим. Шурка положила ему на лоб мокрые тряпки и попыталась успокоить его. Утром к нему срочно привезли доктора Давидовича. Он определил, что у ребенка ангина, и ему срочно нужно лекарство, иначе, не дай Бог, он может подхватить легочную инфекцию в таком месте, как это гетто.
Авраам вернулся с работы бледный и потный с лекарством в руках. Шурка не спросила, а Авраам не сказал ей, где он его взял. Она только увидела, что с руки мужа исчезли золотые часы, которые родители подарили ему на свадьбу. Авраам принес еще немного еды и даже две конфеты для Ирены. Его таланты в предпринимательстве продолжали служить ему хорошую службу.
Каждое утро в гетто прибывали все новые и новые беженцы. Некоторые приходили пешком сами, кого-то немцы привозили на грузовиках и выбрасывали на улицы, и никому не было до них дела. Их лица были мрачными, они кутались в свои большие пальто, а их дети, словно маленькие старички, тащились за ними по пятам.
В квартирах, где когда-то жила одна семья, теперь теснились по три-четыре семьи. Из-за перенаселенности вспыхивали тяжелые болезни, а эпидемия тифа сеяла хаос среди жильцов. Фургоны, набитые трупами, представляли собой жуткое зрелище. Весна пришла в гетто Острува, но аистов в небе не было видно. Люди пока могли свободно перемещаться, хотя они должны были обязательно при входе в гетто или выходе из него предъявлять документы, выданные им немцами.
Поскольку гетто все еще было открыто, двое Яковов Менделей умудрялись время от времени подрабатывать на близлежащих фермах. Фермеры были рады иметь таких квалифицированных рабочих, как они, а их скудной зарплаты хватало, чтобы купить немного еды для семьи. Тайба и Шурка умудрялись готовить еду из того немногого, что им приносили.
Но если тогда им казалось трудным добывать продовольствие, то худшее ждало их еще впереди – «Окончательное решение», принятое на Ванзейской конференции[13], только начиналось.
Однажды утром семья проснулась от стука в дверь. Никто не осмелился пошевелиться.
Они уже хорошо усвоили, что стук в дверь означает худшее. Изгнание.
Но они услышали женский голос.
– Евреи, пожалуйста, откройте, сжальтесь, – услышали они женский голос. Яков Мендель поспешил к двери. Молодая женщина стояла с двухлетней девочкой на руках. Она не стала дожидаться приглашения, вбежала и села на скамейку.
Девочка заплакала.
– Кто ты? – поспешила к ней Тайба.
– Элла, а это – моя дочь Елена. Я целый час стучала в двери евреев, и никто не открыл нам. Господи, помоги мне, мы голодны.
– Откуда ты? – спросила Тайба и подала трясущейся женщине тарелку картофельного супа. Она принесла девочке немного молока.
– Из гетто Любартув, мне пришлось бежать. Вчера часть жителей гетто начали переводить в Собибор. Слышали про Собибор?
Яков Мендель подал знак Шурке, и она с Иреной пошла в другую комнату, чтобы малышка не услышала того, что скажет Элла.
– Мы слышали, это новый трудовой лагерь.
– Не верьте тому, что они говорят. Там убивают всех евреев.
– Кто это сказал?
– Моей младшей сестре удалось сбежать оттуда. Она работала в лагере, убирая трупы. Она рассказала мне, что там происходит, о крематориях, о душевых. Ужасы, которые даже дьявол не мог бы себе представить.
– Вы знаете кого-нибудь в Оструве, кто мог бы вам помочь?
– Ни одной живой души. Моего мужа отправили в трудовой лагерь далеко отсюда, и мы остались вдвоем, одни в этом мире. Позвольте мне немножко передохнуть, хотя бы несколько дней. Потом мы уйдем в лес. Для этого я и пришла в этот город, отсюда ближе к Парчевскому лесу.
– А что в лесу?
– Вы разве не слышали? Ехиэль Гриншпен организовал лагерь партизан.
– А как же ребенок?
– Мы будем жить в соседнем семейном лагере.
Тайба посмотрела на мужа. Уже несколько дней она твердила ему, что они больше не могут здесь оставаться. Что Острув – ловушка. Что ходят слухи о новых указах и акциях, о целых семьях, зарезанных посреди ночи, чтобы освободить место для других.
Элла прожила в их доме три дня. На четвертый она с ними попрощалась.
Брат польского фермера, друга их семьи, забрал ее у входа в гетто и отвез в лес.
– Не ждите. Приходите и присоединяйтесь к нам, – сказала она им перед уходом. – Это гетто будет уничтожено, и что тогда?
– Пока Ицхак не в силах будет перенести путешествие, мы никуда не пойдем, – ответил Яков Мендель.
– А как же остальные?
– Они тоже подождут. Это всего лишь вопрос нескольких месяцев… за это время ничего страшного не произойдет.
– Все, что нам нужно сейчас, – это знать, где мы сможем достать немного картофеля.
