Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Она про садистов раньше только в разнойбульварной прессе читала. Дескать, они насилуют женщин, причиняя им жуткиемучения, а потом как-нибудь ужасно убивают. Но что когда-нибудь сама окажется впостели с настоящим садистом – этого Люба и в страшном кошмаре представить немогла. Нет, Олег ее не бил. Ничего подобного. Он даже не обвинял ее в аварии,вообще явно забыл, что именно она в ярости повернула руль на встречную полосу.Олег в постели был теперь очень нежен, а вид ее искалеченной ноги возбуждал егодо исступления. Хотя поначалу Люба боялась, что это будет вызывать егоотвращение. Но Олег не мог оторваться от ее ноги – целовал ее и гладил. Вообщепо сравнению с тем, что было раньше, он стал настоящим сексуальным гангстером.Люба ничего не имела бы против, если бы не стыдилась того, что возбуждает его,по сути дела, ее уродство. Не красота (хотя какая теперь красота в этихжиденьких волосах, вот раньше у нее грива была так грива!), а именно уродство.Это казалось не вполне нормальным, хотя и терпимым. Но вскоре дела пошлихуже...
Как-то раз – это было на Восьмое марта – Олегвечером долго не впускал ее в спальню. Сказал, что готовит сюрприз. Когда жепосле романтического ужина Люба наконец-то вошла в спальню, то чуть не рухнулапри виде того, во что превратилось их супружеское ложе. Нет, на нем не былосексуальных черных простыней или, к примеру, медвежьих шкур. Это было бы хотькак-то понятно, объяснимо. Нет. Оно оказалось все сплошь застлано белоснежной,тугой от крахмала простыней, натянутой так, чтобы ни одна складочка не портилабезупречной поверхности. Кровать теперь напоминала хирургический стол, толькоочень широкий. Сходство усугубляла маленькая, валиком, белая подушечка визголовье кровати.
Не успела Люба ахнуть, как Олег раздел ее иповалил на это ложе, на котором хотелось заниматься чем угодно, только нелюбовью. Начал целовать – и вдруг ее ноги коснулось что-то острое. Она чутьсознания не лишилась, увидев в руках мужа... острый скальпель. Олег водил им порубцам на ноге, задыхался, шептал:
– Они тебя резали... кромсали твоюногу... твое тело! Позволь, позволь мне отрезать кусочек!
Люба так перепугалась, что не могла ни словасказать, ни дернуться. Почему-то казалось, что, если она станет вырываться,Олег перережет ей горло. Так и лежала недвижимо, сотрясаясь внутренней дрожью,но когда Олег поднимал голову и она видела его пустые, безумные глаза, ейприходилось прикусывать губы, чтобы сдержать крик ужаса. Нож все скользил,скользил по телу Любы, перейдя с ноги на живот, на грудь... Вдруг Олег нажалсильней. Она ощутила боль, потом почувствовала, как из ранки струится кровь...и закричала, не в силах сдержаться.
В эту минуту Олег набросился на нее и овладелс такой страстью, которая могла быть сравнима только с яростью. И, кончив,уснул мгновенно, как будто умер.
С тех пор Люба перестала получать хотькакое-то, даже малейшее удовольствие от их близости. А Олег теперь могзаниматься сексом только на «хирургическом столе». Она пыталась спорить,отказываться, но муж становился просто невменяемым. Люба грозилась бросить его,но Олег только смеялся:
– Не уйдешь! Ведь все деньги у меня!
Да, безумный чужанинский лизоблюд перевел всюсумму «возмещения ущерба» в «НДБ-банк» на имя Олега Кирковского. ФактическиЛюба теперь зависела от его щедрости. Хотя иной раз она думала, что лучшеразвестись, выгнать мужа да устроиться в ларек на Алексеевском рынке, торговатьтурецкими куртками, чем терпеть эти все учащавшиеся приступы безумия. И вотоднажды, в особенно страшную ночь, когда скальпель все чаще переползал отизуродованной ноги к Любиному горлу, она вдруг поняла, что и как надосделать...
***
– Я где-то читала, а может, кто-тоговорил, что некоторые балетоманы ходят только на второй акт «Жизели». А первыйкак бы считается менее удачным.
– Ну, наверное, в этом что-то есть. Несогласна?
– Мне первый тоже нравится. Всегданравился. Конечно, во втором все просто завораживает, как будто каким-тотуманом тебя обволакивает, а в первом такая щемящая нежность в каждой ноте, вкаждом движении! И такие искренние чувства! Этот лесничий, который выдает тайнуграфа, думает, что действует во благо, а вместо этого...
– Подлый доносчик и шпион.
– Ох, как сурово! Он же действовал излюбви!
– Ага, из любви к себе. Он не думал оней, о ее любви. Она ведь любила графа! Но он ее не пожалел. Вот за это текрасотки в белом и закопали лесничего в первую же свободную могилку. Надо же,убил бедную девушку, а потом потащился полюбоваться на дело рук своих. Не зряговорят, что преступников всегда тянет на место преступления.
– Ну, графа тоже потащило на это самоеместо. Ведь если бы он ее не обманывал, она не была бы так потрясенаразоблачением. Однако же красотки в белом, как ты их называешь, его пожалели.Кстати, они называются виллисы.
– Похоже на название цветов. А этот графпусть спасибо Жизели скажет, что она его от своих подружек отбила.
– Нет, совершенно потрясающий балет.Сколько бы ни смотрела его, все как в первый раз. Особенно сегодня.
– Почему?
– Как почему? Потому что была с тобой. Иеще... знаешь, ну я всегда нормально воспринимала, когда мы сидим в кино, кпримеру, и ты меня обнимаешь. Даже когда на концерт Леонтьева ходили и сидели вобнимку – это было естественно. А в оперном... Когда почувствовала твою руку насвоем плече, думаю, бог ты мой, какое святотатство!
– Ага, я почувствовал, что ты напряглась.Но потом вроде как-то притерпелась?
– Да, потом я решила это стойкоперенести. И знаешь что? Мне даже понравилось. Особенно во втором акте. Тамэтот кладбищенский ветер в музыке так и ощущается, меня даже знобило всегда.Правда-правда!
– Извини, по-моему, кладбищенский ветертут ни при чем. Сзади была открыта дверь, и жутко сквозило.
– Какая проза!
– А кладбищенский ветер – это что, непроза?
– Слушай, мы теперь что, никогда на этутему спокойно не сможем говорить? В конце концов, ведь я больна, а не ты. Ямогу ощутить этот ветер в любую минуту. Но ко всему можно привыкнуть, даже кугрозе смерти. Если уж на то пошло, любой человек живет, не зная, когда и ктоперережет волосок. Я рискую своей жизнью ничуть не больше, чем любой другой.Вон вчера передали, разбился какой-то самолет, и все пассажиры погибли. Можноспорить, что практически у всех были здоровые сердца и никто из них не выслушалприговора врачей. Но они погибли. А я жива. Понимаешь? И хочу жить, как живутздоровые! Я потому и люблю тебя так безумно, что это тоже проявление жизни, тыпонимаешь?
– Конечно.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
