Екатерине Лозовик
Случилась эта история не так чтобы давно, но поколений десять с тех пор смениться успели.
Жил в Абердине парнишка по имени Нил – не богатый, не бедный, а только и было у него всего хозяйства, что безрогая корова и две гусыни. Но не деньгами или пастбищами был славен Нил, а своим умением рассказывать сказки. Даже Арианрод останавливала над его крышей лунную ладью, когда он выходил на крыльцо и принимался вспоминать легенды, переданные ему дедом. Каждое словцо льнуло к соседнему, как абердинские красавицы льнули к самому Нилу. Но никому не отдавал он своего сердца – хоть на него заглядывались и купеческие дочки, и племянница городского старосты. Чем не угодили они Нилу? Этого не мог объяснить и он сам – знал только, что ни одна не воспламеняет его, ни одна не вдохновляет на новые сказки.
Отшумела грозами Остара, талые снега сменились вересковыми коврами. Наступила наконец ночь Бельтайна, когда старые боги ходят по земле бок о бок с людьми, а новые отводят глаза, соблюдая негласный уговор между прошлым и будущим. В такую ночь Нил и встретил Айру с рыжей косой и глазами зелеными, как у мельничной кошки. Айра Из-за Холмов – так назвалась она со смехом, когда Нил спросил, отчего ее раньше не видел. Смех этот совершил чудесное: поселился серебряным бубенцом у Нила между ребрами, спрятался горячей монетой под языком – и принялся мучить и жалить, пока не превратился в новую сказку. Не была она услышана от деда, не приплыла из-за моря в трюмах абердинских кораблей, а сложилась сама собой из того, что уже было в сердце Нила: из надежд его, и детских снов, и любви к рыжеволосой Айре.
Все лето не разлучались сказочник и его муза, а как начала белеть по утрам земля, смолк серебряный смех-бубенец. Печально смотрела на холмы Айра, и зеленые глаза темнели, как море перед грозой.
– Надо нам с тобой прощаться, – сказала она в канун Самайна. – Завтра мой народ уйдет в холмы до самой Остары.
– Так не будем ждать завтра, – ответил Нил. – Отведи меня к отцу, и я до заката назову тебя женой.
Но Айра только покачала головой.
– Не пара я тебе. Посватайся лучше к человеческой девушке и забудь ведьму из рода шанахи.
Онемел Нил, который никогда не лез за словом в карман. Все в Абердине слышали про шанахи – веселых бессмертных фей, которые только и ценят, что храбрость и добрую сказку. Многие века не показывались они людям и со временем превратились в отзвук легенды, туманное облачко на границе памяти.
Поняла Айра молчание возлюбленного, ссутулилась и пошла в холмы. Но не успела сделать и пары шагов, как схватил ее Нил за тонкую руку.
– Отведи меня к отцу, – повторил он, глядя в удивленные глаза Айры. – Нет у меня ни золота, ни пастбищ, да только сегодня же ты будешь моей.
Не запели еще над землей рога Дикой охоты, а Нил уже посватался к рыжей Айре. Строг был ее отец и смотрел на Нила насмешливо, как смотрят взрослые на неразумное дитя.
– Храбрость твоя похвальна, – сказал он, словно майский лес прошелестел. – Только сможешь ли ты заплатить выкуп за такую невесту? Не чета она смертным девам и стоит поболе, чем стадо коров и дом на площади.
– Чего же вы хотите? – спросил Нил, сжимая узкую ладонь Айры.
Усмехнулся зеленый царь.
– Заплати таким золотом, что никогда не потускнеет. Семь лет каждую ночь с Остары до Самайна ты будешь приходить в холмы и рассказывать нам сказки, а если хоть раз повторишься – не видать тебе Айры. Или семь лет – слишком большая цена за мою дочь?
– Нет, – сказал Нил, опустив голову. – Такая цена – в самый раз.
Наступили для него тяжелые дни. Едва забрезжил молочный рассвет, Айра ушла в холмы со своим народом, а Нил остался зимовать в Абердине – смотреть на беспокойное море и складывать новые сказки. К Остаре накопился у него целый ворох историй, по одной на каждую ночь из семи месяцев.
