«Last ChristmasI gave you my heart,But the very next day you gave it away…»– Проклятие, – раздраженно бормочу я, переключаюсь на другую частоту и вновь попадаю на эту же композицию. Меня охватывает озноб и почти незнакомый подсознательный страх.
Все это уже было… Рождество, дорога, песня, радио. И эффект дежа вю тут абсолютно не причём. Отрывки воспоминаний, один за другим, вспыхивают в голове, мельтешат перед глазами, загораются, как цветные лапочки на елках, и так же быстро гаснут, ускользают, не успев оформиться во что-то цельное, понятное, четкое.
Вы скажите, что я сошел с ума и повсюду ищу несуществующие знаки, и будете абсолютно правы, если бы не одно существенное «но».
Я ничего не ищу.
Знаки находят меня сами. Повсюду. Куда бы я ни шел.
Знаками наполнено каждое мое Рождество.
А каждое утро после – потерей.
– Да, что за чертовщина, мать вашу. Других песен нет? – смачно выругавшись, я едва не въезжаю в зад притормозившей на светофоре красной «Тайоты».
«На Рождественскую ночь метеорологи обещают жителям Чикаго сильную метель с ураганными порывами ветра, самый эпицентр которой придется на пригород, предостерегает всех, кто планирует поездку на автомобиле, быть осторожнее на дороге, но, а мы продолжаем согреваться малоизвестными фактами на зимнюю тему», – жизнерадостным голосом вещает диктор третьей по счету радиостанции.
Неужели хоть что-то, не содержащее словосочетание «Last Christmas». Тайота мягко трогается в путь, а я, выдохнув и расслабившись, следую за ней, строго соблюдая дистанцию. Радиоведущий продолжает болтать, снегопад усиливается, ветер бросает в лобовое стекло горсти белой пыли, а оставшиеся километры, вопреки ужасной видимости и обледеневшему покрытию дорожного полотна, медленно, но верно сокращаются.
– Через один километр поверните направо, – оживает навигатор и холод пробирается глубже.
«И теперь мы с вами поговорим о фантастическом примере самоорганизации материи из простого в сложное, – перебивает механического собеседника неугомонный ведущий. – И речь пойдет… Вы никогда не угадаете. Конечно же, о снежинках».
Ну, разумеется. О чем же еще? Сбросив скорость, я резко выворачиваю руль, едва не пропустив поворот, в который один хрен не вписываюсь. Все происходит мгновенно. Автомобиль заносит, несмотря на тщетные попытки удержать управление. Трасса напоминает гребаный каток, на котором тяжеленный внедорожник кружит, словно изящная фигуристка в танце. И мне ни хрена не страшно, потому что я уже знаю, что не разобьюсь.
«Вы знали, что более трех миллиардов человек, живущих на Земле, никогда не видели снежинок? Невероятная цифра. Трудно представить всех этих несчастных», – продолжает болтать радиоведущий.
Под визг тормозов и скрип шипованных шин, скользящих на ледяной дороге, глянцево-черный монстр влетает мордой в сугроб на обочине, из которого торчит дорожный знак.
«А о том, что в Японии находится единственный в мире музей снежинок, названный именем ученого, считающим, что снежинки – это письма с небес, вы тоже наверняка не слышали?»
– Вы ушли с маршрута, – бездушно оповещает навигатор и замолкает.
«Как вам такой факт: в одном кубометре снега находится триста пятьдесят миллионов снежинок, каждая из которых уникальна?», – последняя фраза диктора заканчивается шипящим звуком, мотор полностью глохнет, вырубая всю электрику в салоне.
– Зае*ись, приехали, – бормочу под нос, выбираясь из-под раскрывшейся подушки безопасности и ощупывая лицо и голову на наличие повреждений. Их, разумеется, нет, потому что сугроб оказался рыхлым и смягчил удар. Рождественские чудеса все-таки случаются. В полной мере ощутить себя живым и от души порадоваться волшебному спасению, мне не дает стук в окно. А вот это точно что-то новенькое.
