И не спать, им не спать.
– Нормальные стихи. И про самолеты, но… Вроде и неплохо, но как-то мрачно, – высказал свое мнение напарник. – Сам, что ли, сочиняешь? Молоток!
– Да куда мне. Это у нас в госпитале один парень был из «ночников». А так мрачно – потому, что написано на гибель его друзей, которые не вернулись из боевого вылета.
И тут мне неожиданно стало очень горько и стыдно. Соврал легко, и писалось без нажима. А вот когда все собралось вместе… Что-то мне нехорошо стало. Даже почувствовал, как начали пылать щеки. И в горле появился горький комок. Как мне потом смотреть в глаза этому старшему сержанту и всем остальным ребятам, если рассказать про то, что будет на Донбассе. И признаться, что я только немножко переделал слова песни, написанной на гибель Гиви и Моторолы?
Просто представил, что стою перед ними и рассказываю.
Сначала не поверят. А что потом ответят?
– Эх вы…
– Да как же вы…
– Вы чего **** торговали…
А дальше выразились бы обо мне и о нас весьма непечатно. Боюсь, что потом руки никто не подал и в столовке на лавку, а в классе за стол рядом бы не сел.
Если молчание продлится еще немного, то порванный листок отправится в мусорку. Но парень спас положение.
– Так вот же свободное место. Ты здесь так и напиши: «памяти комсомольцев-пилотов ночного бомбардировочного…» Он с какого полка был? Ну что ж не узнал-то…
Готовый «комсомольский листок», который я потом раскрасил синим и серым (только звезды на бомбере сделал красными и еще заглавные буквы обвел), получил одобрение ребят, ввалившихся в класс после строевой. Стихи понравились, но оценка была неоднозначной. Прозвучало и «декаданс какой-то», и «интеллигентщина». Затем все дружно сошлись на мнении «ну не переделывать же, – потом в январе другой выпустим» и мне простили кривизну рук и образа мышления.
Новички
Однажды в перерыве между занятиями мы выбрались подымить у учебного корпуса. Внутри было, конечно, теплее. Но уж больно тесно. И не покуришь – дежурный командир из местных обычно начинал возмущаться и грозиться, что сдаст нас на расправу начальству. Подошел какой-то отряд, по численности ближе к взводу. К зенитчикам, наверное, а может, в БАО. Ну что там за дятел ими командовал? Пацанов нарядили в ботинки с обмотками вместо валенок. Ушанок на всех не хватило – кому-то даже буденовки выдали. Рукавиц нет, уши на шапках и буденовках опустить не разрешили. Еще немного тут постоят и в эскимо превратятся.
– Журавлев, – окликнул возникший из-за спины комэск. – Ведите их в столовую.
– Есть отвести в столовую! – это громко, по уставу ответил. – Как что, так сразу я. Как самый маленький гном или самый младший лейтенант… – это проворчал так, тихонечко и только своим, чтобы майор не слышал. Не, ну, правда – вон ребята тоже стоят, ничем не обремененные, кроме курева. Или у нас для курящих – перекур, а для некурящих – продолжение работ и занятий? И где, спрашивается, справедливость?
