Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
Шампольоном тот удивленно воскликнул: «Он знает страны, о которых у нас шел разговор, так же хорошо, как я сам».
Спустя всего лишь год Шампольон до того хорошо овладевает коптским языком («Я говорю сам с собой по-коптски…») и демотическим письмом, что практики ради транскрибирует демотическими знаками ряд коптских текстов. А через 40 лет (надо же было случиться такой невероятной истории!) некий незадачливый ученый опубликовал один из этих текстов как египетский документ времен императора Антонина, снабдив его глубокомысленными комментариями… Вот вам французский вариант истории Берингера и его книги об окаменелостях.
При всем том Шампольону приходится туго, отчаянно туго. Если бы не самоотверженная поддержка брата, он бы умер с голоду.
Он снимает за 18 франков жалкую лачугу неподалеку от Лувра, но очень скоро, задолжав за жилье, обращается к брату, умоляя помочь. В отчаянии, что не может свести концы с концами, он приходит в полнейшее замешательство, когда получает ответное письмо, в котором Фижак сообщает, что ему придется продать свою библиотеку, если Франсуа не сумеет сократить расходы.
Сократить расходы? Еще? Но у него и так рваные подметки, его костюм совершенно обтрепался, ему стыдно показаться в обществе!
В конце концов он заболевает: необычно холодная и сырая парижская зима дала толчок развитию болезни, от которой ему суждено умереть. И все-таки два раза ему повезло. Удача заставила его несколько воспрянуть духом.
Императору нужны солдаты. В 1808 году начинается всеобщая мобилизация: в армию забирают всех, включая шестнадцатилетних. Шампольон приходит в ужас. Все его существо восстает против насилия. Он, который свято соблюдает строжайшую дисциплину духа, не может без содрогания видеть марширующих гвардейцев с их глупейшей, нивелирующей дух дисциплиной. Разве еще Винкельман не страдал от угроз милитаризма? «Бывают дни, – в отчаянии пишет Франсуа своему брату, – когда я теряю голову!»
Брат помогал всегда, помогает и на этот раз. Он пускает в ход свои связи, пишет заявления, рассылает бесчисленные письма, и в результате Шампольон получает возможность продолжать учебу, изучать мертвые языки – и это в то время, когда все вопросы разрешались силой оружия.
Второе, что его занимает, нет, чем он увлекается, порой забывая даже об угрожающей ему мобилизации, – это Розеттский камень. И странно: так же как впоследствии Шлиман, в совершенстве освоивший чуть ли не все европейские языки, долго не смел взяться за изучение древнегреческого, ибо чувствовал, что, начав, должен будет отдаться этому всей душой, так и Шампольон, постоянно возвращаясь мыслями к Трехъязычному камню, приближаясь к интересовавшему его предмету, словно по виткам спирали, подходит к нему все медленнее, все нерешительнее. Ему постоянно кажется, что он еще не в состоянии решить эту проблему, что он еще не вооружен всеми знаниями своего времени.
Однако, получив неожиданно новую, изготовленную в Лондоне копию Розеттской надписи, он более не в состоянии сдерживаться. Правда, он и на этот раз еще не приступает непосредственно к расшифровке, довольствуясь лишь сравнением Розеттской надписи и одного папируса, однако пробует – и это ему удается – «самостоятельно найти правильное значение для целого ряда знаков».
«Представляю на твой суд мои первые шаги», – пишет он брату 30 августа 1808 года, и впервые за скромностью, с которой он говорит о своем методе, чувствуется гордость юного первооткрывателя.
Но именно в этот момент, когда он сделал свой первый шаг, когда почувствовал себя на верном пути к успеху и славе, его, словно гром средь ясного неба, поразило одно сообщение. Между собой и целью он видел всегда только работу, труд, самоотверженные занятия и ко всему этому был готов. И вдруг неожиданная весть сделала бессмысленным не только то, чем он занимался, во что верил, на что надеялся, но и то, чего он уже достиг: иероглифы расшифрованы!
Вспомним историю, относящуюся к совершенно иной области – к длившейся десятки лет борьбе за Южный полюс, одной из самых волнующих страниц в летописи мировых открытий и исследований. Она чрезвычайно напоминает приключившееся с Шампольоном и в своем глубоком драматизме дает великолепное представление о том, какие чувства должен был испытать этот человек, когда узнал, что его опередили.
С невероятным трудом капитану Скотту и двум его спутникам удается подойти вплотную к полюсу. И вдруг, полумертвый от голода и усталости, но гордый тем, что первый достиг полюса, Скотт замечает на белоснежном покрове, где, по его расчетам, еще не ступала нога человека, флаг! Флаг Амундсена!
Этот пример, как мы уже говорили, более драматичен, ибо за ним – белая смерть. Но разве юный Шампольон не испытал того же, что и капитан Скотт? И вряд ли ему могло послужить утешением, что в век одновременных открытий случившееся с ним происходило с десятками других и все они испытали то же самое, что пережил впоследствии Скотт, когда увидел флаг Амундсена. Однако норвежский флаг был прочно водружен на полюсе и свидетельствовал о победе Амундсена, с расшифровкой же иероглифов дело обстояло несколько иначе.
О расшифровке Шампольон узнал на улице, по дороге в Коллеж-де-Франс. Эту новость рассказал ему приятель, даже не подозревая, чем Шампольон занимался на протяжении многих лет, о чем мечтал, над чем работал дни и ночи напролет, голодая, переходя от надежд к отчаянию. Видя, что Шампольон пошатнулся и тяжело оперся рукой о его плечо, приятель испугался.
«Александр Ленуар! – говорил приятель. – Только что появился его труд, небольшая брошюра „Новое объяснение“. Это полная расшифровка иероглифов. Ты можешь себе представить, чтó это означает?»
Кому он это говорит?
«Ленуар?» – переспрашивает Шампольон. Он пожимает плечами. Внезапно в нем загорается искра надежды. Ведь он всего лишь вчера видел Ленуара. Они знакомы вот уже год. Ленуар – крупный ученый, но звезд с неба не хватает. «Этого не может быть, – говорит он. – Никто об этом ничего не рассказывал. Даже сам Ленуар никогда не проронил об этом ни полслова».
«Тебя это удивляет? – спрашивает приятель. – Кто же раньше времени распространяется о подобных открытиях?»
Шампольон внезапно выходит из оцепенения: «Кто книготорговец?»
И вот он в лавке. Дрожащими руками отсчитывает монеты на пыльный прилавок. Распродано еще только несколько экземпляров. Он спешит домой, бросается на продавленный диван и начинает читать…
А затем на кухне вдова Мекран внезапно оставляет свои горшки: из комнаты ее квартиранта раздаются странные звуки. Она прислушивается, затем бежит, открывает дверь в его комнату…
На диване лежит Франсуа Шампольон. Все его тело вздрагивает, изо рта вырываются какие-то нечленораздельные выкрики… Он смеется! Он, несомненно, смеется, весь сотрясаясь в приступе истерического хохота. В руке он держит книгу Ленуара.
Расшифровка
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
