звучит, как мечта, да?
Я киваю, хотя в груди нарастает тяжесть. Сокращение срока обучения означает, что нагрузки будут еще более интенсивными, а шансов на выживание – ещё меньше.
Эванс делает шаг в сторону, на экране появляются новые данные: расписание дня, правила внутреннего распорядка и прочая информация, от обилия которой рябит в глазах.
– Теперь касательно распорядка дня, – сухо произносит Зак. – Вы будете тренироваться по двенадцать часов в день. Включены утренние физические упражнения, дневные боевые учения и вечерние тактические занятия. В свободное время – самостоятельная подготовка или сон, если вы сможете себе его позволить.
Шон чуть приподнимает брови и бормочет себе под нос:
– Сон – в списке привилегий. Не ожидал такого бонуса.
Я пытаюсь скрыть улыбку, но страх внутри нарастает в геометрической прогрессии. Двенадцать часов тренировок в день. Мои измученные мышцы гудят после сегодняшнего утра, и мысль о том, что каждый день будет ещё более суровым, пугает.
– Запомните, – продолжает Эванс, его голос звучит уже более серьёзно. – Каждый день для вас – это возможность доказать свою выносливость и пригодность к серьезным заданиям. Тут нет места жалости. Нет вторых шансов. Вы либо справляетесь, либо выбываете.
Его слова звучат холодно и безжалостно. Я чувствую, как в груди поднимается тревога, но стараюсь контролировать эмоции и не поддаваться панике. Судя по повисшей тишине, остальные делают то же самое.
– Правила внутреннего распорядка просты, – Эванс переключает слайд, и на экране появляются строки текста. – Никаких нарушений дисциплины. Никаких конфликтов. За любое нарушение – наказание. В худшем случае – исключение из программы.
Шон качает головой и едва слышно шепчет:
– Сказал бы сразу, что это смертный приговор.
– Также, – добавляет Эванс. – В свободное время запрещены личные отношения. Здесь нет места для привязанностей. Каждый из вас – солдат. Ваша цель – выжить и пройти программу. – И последнее, – Эванс снова смотрит на нас с холодной улыбкой. – В течение этого месяца у вас будет минимум отдыха и максимум испытаний. И если вы поверили, что вам повезло быть включенными в сокращенную программу – вы круглые идиоты. Это означает, что мы быстрее узнаем, кто сможет дальше приносить пользу нашему миру, а кто нет.
С этими словами он разворачивается к экрану и переключает слайд. На нём отображены этапы тренировок на ближайшие несколько дней. Бойцы на экране проходят через препятствия, похожие на ад: знакомое ползание под колючей проволокой, бои в тесных пространствах, упражнения на выносливость, почти непосильные даже для опытных солдат.
– Завтра ваш первый полноценный день, – разносится над залом голос Эванса. – И поверьте мне, он будет одним из самых сложных в вашей жизни.
После того как лейтенант завершает свой жёсткий и саркастичный монолог, он обводит нас последним пронизывающим взглядом. Затем, не говоря больше ни слова, резко поворачивается и в сопровождении офицера Синга удаляется с трибуны. Тишина, которая повисает в зале после их ухода, тяжёлая, давящая и физически ощутимая. Мне чертовски страшно, потому что все услышанное, значительно сокращает мои шансы. И не только мои. Никто из собравшихся в зале не готов к тому, что нас ждет.
Внезапно в противоположном конце зала раздаются шаги, и на сцену выходит майор Харпер. Уверенной чеканной походкой он приближается к трибуне. В лучах холодного света, льющегося сверху, майор выглядит ещё более внушительно. Его зелёные глаза бегло оглядывают нас, и в этом взгляде нет ни капли сострадания.
«Тут нет места жалости. Нет вторых шансов. Вы либо справляетесь, либо выбываете». – звучат в ушах предупреждения лейтенанта, который ничуть не сгущал краски.
– Если Эванс рассказывал, как тяжело вам будет, – начинает Харпер своим низким стальным голосом, – То я объясню вам, зачем вы здесь. И, уверяю, это не просто вопрос жизни и смерти. Это вопрос выживания всего человечества.
Он внезапно замолкает, и в зале воцаряется абсолютная тишина. Каждое слово, произнесённое им, накрывает нас новой волной тревоги и напряжения. Даже Шон, который обычно шутит, чтобы разрядить обстановку, не произносит ни звука.
– Мы столкнулись с угрозой, которая может уничтожить нас всех, – продолжает Харпер. – Шершни. Я кратко повторю то, что вам и так известно. Они сильны, физически выносливы, организованы, смертельно опасны и наделены высокой регенерацией. Ваша задача – научиться сражаться с ними. Выслеживать, убивать, захватывать для исследований.
Майор выходит из-за трибуны и делает шаг к краю сцены. В зеленых глазах горит холодная уверенность в том, что он говорит. Захват шершней? Ловить этих тварей живыми? Черт, это звучит как чистое безумие.
– А теперь забудьте все, что вы знали о них до этого дня. Шершни стремительно мутируют, создавая новые виды, – говорит Харпер, и его голос звучит так, будто он уже давно привык к этой мысли. – Каждый из которых имеет свои способности. Некоторые – сильны физически, но медлительны, другие – агрессивны и быстры, третьи – это самый опасный вид, выявленный не так давно. Они хитры и проявляют зачатки коллективного разума. Нам необходимо изучить и остановить их, прежде чем они нанесут сокрушающий удар по плавающим городам.
Я чувствую, как холодок пробегает по спине. Те монстры, которых мы видели на слайдах, выглядят достаточно жутко, но мысль о том, что они эволюционируют и становятся ещё более опасными, наводит на меня дикий ужас.
– Ваше обучение сократили не просто так, – чуть мягче произносит Харпер, его глаза вновь обводят собравшихся. – У нас нет времени. Мы теряем людей, теряем базы, теряем позиции. И если мы не начнём действовать немедленно, шершни уничтожат наши города. Это не просто выживание. Это война.
Харпер делает эффектную паузу, давая нам время переварить его слова. В зале ни звука. Никто даже не шевелится. Он снова начинает говорить:
– Новый вид шершней может охотиться группами и использовать брошенную на материках военную технику, а также они научились координировать атаки. Последний пример – нападение на третью буровую возле Гидрополиса. Они атаковали неожиданно и слаженно, уничтожив всё на своём пути.
Черт, если всё так, то почему жители островов не в курсе нависшей угрозы? Ладно, я допускаю, что население могут держать в неведении, чтобы избежать массовой паники, но отец не мог всего этого не знать. В конце концов, командование Полигона выполняет приказы президента. Почему он меня не предупредил? Ведь, если шершни не просто бездумные твари, и действуют, как армия с продуманной стратегией, то это ставит под сомнение всю нашу подготовку. Как мы можем сражаться с кем-то настолько организованным и мощным?
– Наша главная цель, – продолжает Харпер, возвращаясь к своему командному тону, – Зачищать территории, уничтожать колонии шершней и захватывать единичные экземпляры живыми для дальнейших исследований. Это единственная надежда на наше выживание. И если вы
