Трампа. На тот момент США уже лидировали в гонке ИИ во многом благодаря усилиям частного бизнеса. Но то, что начиналось как гонка корпораций, превратилось в состязание правительств – точнее, команд, состоящих из правительств и корпораций. Приз победителю – мировое господство.
Информационный колониализм
В XVI веке глобальные империи строились при помощи парусников, лошадей и пороха. В XIX и XX веках колонизаторы полагались на пароходы, локомотивы и пулеметы. В XXI веке для господства над колонией достаточно извлекать данные. Пара-тройка корпораций или правительств, собирающих данные со всего мира, способны превратить остальную часть земного шара в информационные колонии.
Контроль над данными и алгоритмами обеспечит новым империям контроль над вниманием людей. В 2010-х годах техногиганты в погоне за прибылью ненамеренно повлияли на политику Мьянмы и Бразилии; будущие цифровые империи могут делать нечто подобное в своих политических интересах. Из-за опасений по поводу информационного колониализма многие страны уже блокируют зарубежные приложения, которые считают опасными.
Информационный колониализм может проявиться и в распространении систем социального рейтинга, оценивающих граждан разных стран. Эти оценки будут влиять на многое, от покупки авиабилетов до трудоустройства. Точно так же, как люди используют глобальные рейтинги Tripadvisor для оценки ресторанов даже в родном городе, они могут начать использовать китайский или американский социальный рейтинг в локальных взаимодействиях.
Превращение в информационную колонию будет иметь политические и социальные последствия. Сама природа информационной экономики может усугубить дисбаланс между метрополией и колонией. В прошлом главными активами были земля, заводы, электростанции и нефтяные скважины, и это ограничивало концентрацию богатства в одном месте. Но когда ключевым активом становится информация, картина меняется. Сегодня главным активом текстильной отрасли стали не хлопковые поля и фабрики, а данные о предпочтениях покупателей и модных трендах. Владея такой информацией, техногиганты вроде Amazon и Alibaba могут монополизировать текстильную отрасль.
Когда ИИ, роботы и 3D-принтеры автоматизируют производство, миллионы людей могут потерять работу, что ударит по национальным экономикам и изменит глобальный баланс сил. Сегодня текстильная отрасль обеспечивает занятость 40 % трудоспособного населения Пакистана и приносит 84 % экспортных поступлений Бангладеш. Да, автоматизация создаст новые рабочие места, но переобучение людей требует инвестиций, которые Пакистан и Бангладеш едва ли могут себе позволить.
Таким образом, ИИ и автоматизация представляют особую проблему для бедных стран. Лидеры цифровизации аккумулируют прибыль и могут направить ресурсы на переобучение людей, чтобы получить еще больше прибыли. При этом ценность неквалифицированного труда в отстающих странах снижается, а средств на переподготовку людей у них нет, что ведет к еще большему отставанию. По прогнозам PricewaterhouseCoopers, к 2030 году ИИ принесет мировой экономике 15,7 триллиона долларов. Но при сохранении нынешних тенденций 70 % этих денег осядут в Китае и Северной Америке.
От паутины к коконам
Мир может разделиться на две цифровые империи. Его уже все чаще разделяет кремниевый занавес, который состоит из кода и проходит через каждый смартфон, компьютер и сервер. Код в вашем смартфоне определяет, по какую сторону кремниевого занавеса вы живете, какие алгоритмы управляют вашей жизнью, кто контролирует ваше внимание и куда передаются ваши данные.
Информация все хуже просачивается сквозь кремниевый занавес между Китаем и США или между Россией и Евросоюзом. Стороны все чаще держатся за разные цифровые сети, и каждая действует по своим правилам и преследует свои цели. В Китае цифровые технологии служат укреплению государства и проведению его политики. В США разработкой и внедрением ИИ занимаются в основном частные корпорации, и новые инструменты ИИ призваны обогатить техногигантов, а не укрепить государство или действующую администрацию. Китай значительно преуспел в разработке и внедрении систем социального рейтинга, а также онлайн- и офлайн-слежки. Американские корпорации активно отслеживают действия людей в интернете, но у них мало возможностей для офлайн-наблюдения, а идея социального рейтинга чаще воспринимается с неприязнью.
Каждая сторона использует свое ПО. В Китае заблокированы американские приложения, а в США мало кто пользуется китайскими. Что еще важнее, стороны не зеркалят друг друга. Нельзя сказать, что китайцы и американцы разрабатывают свои версии одних и тех же приложений. У их приложений разные цели, разная цифровая архитектура, и они по-разному влияют на жизнь людей. Эти различия затрагивают значительную часть мира, поскольку большинство стран полагаются на китайское или американское ПО, а не на локальные технологии.
Стороны используют разное оборудование, в частности смартфоны и компьютеры. США принуждают своих партнеров отказываться от китайского оборудования, а также ограничивают экспорт в Китай микросхем и средств для их создания. В долгосрочной перспективе такие ограничения подтолкнут Китай к развитию собственной цифровой сферы, которая будет отличаться от американской даже на микроуровне.
Две цифровые сферы продолжат отдаляться друг от друга. Китайское ПО будет работать только с китайским оборудованием и инфраструктурой, американское – только с американскими. Постепенно это приведет к еще большему разрыву не только в технологиях, но и в культурной, социальной и политической сфере. Технологии долгое время сближали человечество, но теперь они могут его расколоть. Если в последние десятилетия главной метафорой человечества была всемирная паутина, то будущее, возможно, принадлежит коконам.
Глобальный раскол между психикой и телом
Разделение на информационные коконы может привести к развитию принципиально разных культур, идеологий и идентичностей. Автор отмечает, что прогнозировать культурные и идеологические изменения гораздо сложнее, чем изменения в экономике и политике, и все же важно представить себе возможные сценарии.
Один из сценариев заключается в том, что разные цифровые коконы могут использовать взаимоисключающие подходы к базовым вопросам человеческой идентичности. Многие религиозные и культурные конфликты в истории подпитывались спорами о взаимосвязи души и тела, а компьютерная сеть может обострить эту проблему и сделать ее поводом для личных, идеологических и политических конфликтов.
Чтобы показать возможные политические последствия этой проблемы, автор обращается к истории христианства. Ранние христиане в основном придерживались ветхозаветной идеи о том, что люди существуют только в физическом теле и в будущем воскреснут во плоти. Однако позже сформировался дуалистический подход, согласно которому люди состоят из нематериальной души, заключенной в материальное тело. После смерти душа навечно освобождается от тела. Споры о взаимосвязи души и тела не утихали две тысячи лет. Разные подходы к этой проблеме влияли на отношение людей к собственному телу: монахи и отшельники истязали свои тела, пока их души ликовали в религиозном экстазе, а другие христиане, такие как Мартин Лютер, склонялись к тому, что тело вообще не имеет значения – важна только вера.
Древние споры о душе и теле могут показаться неуместными в контексте ИИ-революции, но технологии XXI века возродили эту дискуссию. Какова связь между физическим телом человека и его аккаунтами в интернете? Человек, проводящий бóльшую часть жизни в виртуальной реальности, заслуживает жалости – или одобрения, как освободившийся от порочного мира?
Все острее встает вопрос о том, может ли человек принимать любую виртуальную идентичность, или его идентичность должна быть привязана к биологическому телу. Ответ может иметь далеко идущие последствия. Общество, где идентичность привязана к биологическому телу, должно больше заботиться о материальной инфраструктуре, а общество, которое ориентируется на виртуальные личности, может стремиться к созданию подобия Царства Божьего в киберпространстве, не фокусируясь на материальном.
Споры о взаимосвязи психики и тела могут привести к новым культурным и политическим расколам. Что произойдет, если американская сфера начнет определять людей по их онлайн-идентичности, а также признает личностями инструменты ИИ и понизит значимость экосистемы, в то время как китайская сфера будет придерживаться противоположных позиций? Ждут ли людей конфликты по поводу прав ИИ и двойственной природы аватаров?
Автор признает, что это спекулятивные рассуждения, но допускает, что в будущем компьютерная сеть начнет культивировать новые идентичности, которые сегодня человечеству трудно себе представить. И если мир поделится на два конкурирующих цифровых кокона, идентичности из одного кокона могут быть непонятны обитателям другого.
От войны кодов к горячей войне
Сегодня в ИИ-гонке лидируют Китай и США, но другие страны и блоки могут попытаться создать собственные цифровые сферы с учетом своих традиций. Мир могут поделить не две глобальные империи, а десяток. Неясно, ослабит ли это конкуренцию или только обострит ее.
Но чем острее конкуренция, тем выше угроза вооруженного конфликта. Холодная
