Как со славной, со восточной со сторонушки Протекала быстрая речушка, славный тихий Дон; Он прорыл, прокопал, младец, горы крутыя, А по правую по сторонушку — леса темные, Как да по левую сторонушку — луга зеленые. По Дону-то все живут, братцы, люди вольные, Люди вольные живут, братцы, Донские казаки, Донские казаки живут, братцы, все охотнички. Собирались казаки-други во единый круг, Они стали меж собой, да все дуван делить. Как на первый-то пай они клали пятьсот рублей, На другой-то пай они клали всею тысячу, А на третий становили красную девицу. Доставалась красная девица доброму молодцу. Как растужится, расплачется добрый молодец: – Голова ль ты, моя головушка, несчастливая! Ко бою ли, ко батальице ты не первая, На паю-то, на дуване, ты последняя. Как возговорит красная девица доброму молодцу: – Ах, не плачь ты, не тужи, удаль, добрый молодец: Я сотку тебе шелков ковер в пятьсот рублей, А другой ковер я сотку тебе во всю тысячу, А третий я сотку ковер, что и сметы нет.
Но потом холостая жизнь стала скучной многим, и казаки начали охотно жениться. Жен брали или по добровольному согласию в пограничных русских деревнях, или у казаков же в соседних юртах, или уводили у турок, у татар или черкесов. Но в некоторых станицах не женились до самого Азовского сидения. В Верхне-Курмоярской, например, станице помнят, кто была вторая женщина. Это была Чебачиха. Первого младенца, родившегося в этой станице, нянчили всей станицей, а первый зубок у него все с особенным восторгом и радостью смотрели. Горда была им молодая мать! Как же! Растет молодой казак, первый не пришлый, а настоящий гражданин станицы!
В свободное время, зимними вечерами, играли казаки в станичной избе в шахматы, а летом играли на дворе воловьими, овечьими и свиными шашками в айданчики. Этим занимались не только дети, но и взрослые казаки, упражняя меткость глаза. Дети до 15 лет, кроме этой игры, обыкновенно ничего не делали. По домам казаки водки не пили. А пили или на общий счет в станичной избе, или на собственный – в кабаке. Собирались компаниями – «с носка по алтынцу» пропить, а за кем жена придет звать из кабака домой, с того брали водки на два алтына.
Торжественные гульбы бывали по большим праздникам. В каждой станице были свои для этого дни. В Верхне-Курмоярской станице, например, общая гульба бывала на Троицын день и на масленицу. Соседние станицы при своих атаманах и стариках со знаменами съезжались верхом на рубеж с общественной водкой. На рубеже устраивали упражнения в джигитовке, стрельбе из ружья и лука, примерные бои, что называлось тогда шермициями, и дрались на кулачках. Часто до смерти. В четверг на Масленице все собирались на сбор, и станичный атаман отдавал приказ о том, чтобы во время гулянья не было бесчинств. Затем станица разделялась на несколько компаний. Каждая компания выбирала себе ватажного атамана, двух судей и квартирмистра. Во всякую компании выдавали знамена и хоругви. Гулянье шло по домам и улицам до воскресенья; ходили пешком и на конях при оружии. При встречах компании салютовали и устраивали примерные бои, кидаясь друг на друга в дротики. В воскресенье вечером выносили на станичную площадь столы и скамейки, устанавливали их в круг и ставили напитки и закуску. Со всех сторон, имея впереди ватажных атаманов, сходились и съезжались компании. Приходил атаман при насеке и старики ставили знамена кругом. Ватажные атаманы садились подле станичного атамана, затем есаулы и старики. Пили за здоровье Царя и Великого Князя Московского, потом за войскового Атамана, всего великого войска Донского и честной станицы. Каждая здравица сопровождалась ружейной пальбой. Все жители станицы, и женщины, и дети, сбегались на площадь. Окончивши питье за здравие, все вставали и всем народом молились на восток и прощались друг с другом, целуясь:
– Прости, Христа ради, – говорили при этом, – в чем согрешил.
– Бог простит, – отвечали.
Затем знамена относили в атаманский дом для сдачи, а народ расходился по домам.
