не проясняется, а еще больше запутывается. Доктор Леруа сообщил, что возможно будет сделать анализ ДНК по наименее поврежденным частицам тканей, а также провести экспертизу почти полностью уцелевших зубов. После этого надлежало проверить все имеющиеся в распоряжении жандармов базы данных, чтобы попытаться установить имя человека, погибшего в квартире учительницы.
Согласно показаниям директора школы, мадемуазель Готье жила одна и, насколько ему известно, не имела любовника. Могло быть и так, что она просто не разглашала сведений о своей личной жизни. Однако все соседи в один голос уверяли, что никогда не видели, чтобы к ней приходил хоть один мужчина. Если у нее и были какие-то интимные связи, она предпочитала их скрывать.
– Также могу вам сказать, что этот человек умер еще до того, как начался пожар, – добавил доктор Леруа, оторвав Фабрегаса от размышлений.
– И какова, по-вашему, причина смерти?
– Я склоняюсь к тому, что ею стала черепно-мозговая травма. Видите вот эту трещину в форме звезды?
Фабрегас, склонившись над телом, взглянул на то место, куда указывал судмедэксперт.
– Полагаю, доктор, вы уже знаете ответ, просто растягиваете время для пущего эффекта. Почему вы решили, что это именно след нанесенного злоумышленником удара, а не травмы, полученной, например, в результате потери сознания с последующим падением?
– Потому что в этом случае мы бы обнаружили в легких следы угарного газа, а их там нет. Этот человек перестал дышать задолго до вашего прибытия.
– Вы можете сказать, когда именно?
– Пока нет. Нужно дождаться результатов лабораторных анализов. Как вы понимаете, температура тела в данном случае – не самый надежный показатель.
Фабрегас догадался, что это очередная шутка в излюбленном доктором стиле черного юмора, но предпочел сохранять официальный тон.
– Что еще вы можете мне сказать на данный момент?
– Боюсь, не слишком много. Я в курсе вашего нынешнего расследования, капитан, потому и согласился срочно заняться этим таинственным незнакомцем. Но уже первый час ночи, так что вам пока придется довольствоваться предварительными заключениями.
– Спасибо вам большое, доктор. Но завтра утром я пришлю одного из своих лейтенантов за окончательными итогами.
– Только не Викара!
Фабрегас, который именно о нем и подумал, вопросительно взглянул на медика.
– Без обид, капитан, ваш помощник и впрямь старается сохранять хладнокровие, вот только в прошлый раз, если бы я вовремя не подставил ему лоток для инструментов, его бы вырвало прямо в разверстую утробу моего очередного клиента. Я чудом избежал лишней работы!
Фабрегас предпочел бы обойтись без таких подробностей, но все же не мог не улыбнуться. Викар действительно был не самым стойким из его подчиненных, но его чувствительность в иных ситуациях давала ему преимущество по сравнению со слишком толстокожими людьми. Поэтому капитан не считал, что стоит воспитывать в этом сельском парне суровость любой ценой. Порой Фабрегас сожалел о своей собственной профессиональной отрешенности. Он закалял характер много лет, что позволяло ему успешно подниматься по карьерной лестнице, но прекрасно сознавал, что утрачивает важную часть своей души, которую ему не суждено обрести больше никогда.
По пути домой капитан попытался подвести итоги на данный момент. Они оказались неутешительными. Рафаэль Дюпен сообщил ложную информацию о себе, отчего оставался в числе подозреваемых, но он, как выяснилось, не был сыном Виктора Лессажа – тот по-прежнему числился пропавшим без вести. Учительница из «Ла Рока», возможно, обладавшая ценной информацией, бесследно исчезла, а личность сгоревшего в ее квартире мужчины, чье тело в данный момент лежало на анатомическом столе в кабинете судмедэксперта, пока не была установлена. Другой мужчина, поспешно вышедший из дома, где жила мадемуазель Готье, незадолго до начала пожара, скрылся, и шансы задержать его – за отсутствием детального описания – были практически нулевые. Наконец, аутопсия тела Нади, которую он приказал провести, невзирая на возражения родителей, подтвердила версию самоубийства. Похороны девочки должны были состояться через два дня, и капитану все еще нечего было ответить на вопрос ее родных о причине рокового поступка. Что должно было происходить в душе одиннадцатилетней школьницы, из-за чего ей оказалось проще покончить с собой, чем рассказать о том, что случилось?..
Фабрегас вынужден был с горечью констатировать: всякий раз, когда он делает шаг в правильном направлении, появляется какой-то новый элемент, меняющий сложившуюся картину. Стоило ему пойти по следу похищенных Зелии и Габриэля, как он оказался в запутанном лабиринте, разветвленные коридоры которого неизменно приводили в тупик.
Капитану оставалось лишь втайне надеяться на тот магический ингредиент, который рано или поздно возникает в любом расследовании, – счастливый случай. Одной лишь работы профессиональных ищеек, сколь бы тщательно она ни была выполнена, порой оказывается недостаточно. И тогда непредвиденная случайность может внезапно дать ключ к разгадке: откуда ни возьмись появляется ценный свидетель или обнаруженные отпечатки пальцев совпадают с теми, что уже есть в полицейской базе данных. В данном случае он понимал, что не стоит рассчитывать на многое в полностью выгоревшей квартире мадемуазель Готье, но зато труп на анатомическом столе доктора Леруа, скорее всего, станет источником новой информации.
Завтрашнее утро Фабрегас решил посвятить допросу директора школы «Ла Рока». Ведь этот человек, по сути, знаком со всеми главными действующими лицами запутанной драмы, за исключением разве что Рафаэля Лессажа. Фабрегас отнюдь не хотел совершать одну и ту же ошибку два раза подряд, поэтому, несмотря на сегодняшние события, решил не откладывать беседу с директором, как сделал это в случае с мадемуазель Готье.
27
Директор школы сидел напротив Фабрегаса в комнате для допросов – с безмятежным видом, небрежно засунув руки в карманы и положив ногу на ногу. Казалось, он ничуть не смущен тем, что оказался в таком месте, в подобной ситуации. Взгляд его был неотрывно устремлен на настенные часы, что очень быстро начало раздражать капитана. Заметив это, директор полушутливым тоном произнес:
– Кому-кому, но не военному человеку упрекать меня в желании быть пунктуальным!
Этими словами он явно хотел разрядить обстановку, но Фабрегас решил не поддерживать светскую манеру беседы и начал с места в карьер:
– Кажется, вы не очень хорошо себе представляете, почему вы здесь, месье Даррас. Я вызвал вас отнюдь не для того, чтобы поболтать с вами о пустяках, и ваше возможное опоздание на работу – то, что меньше всего меня волнует в данный момент. Я доступно излагаю?
Фабрегас умышленно не стал добавлять «господин директор». Он знал по опыту, что такая незначительная, казалось бы, деталь очень сильно уязвляет самолюбие его собеседников, особенно мужчин, которые, как правило, относятся к своему общественному статусу (сколь бы скромным он ни был) гораздо более
