момент его.
– А зовут тебя то как, что так льстишь незнакомцу? – стараясь не обидеть, спросил он.
– А чего бы и нет? Машей звать.
– И сколько лет, Мария?
– Некультурно у женщин такое спрашивать. А так, двадцать пять.
Руслан отпустил ее талию, и отодвинул ее чуть дальше. Все же, какой бы привлекательной она бы и не была, какие бы ее длинные русые не казались красивыми, как ее мягкая улыбка, которая была похожу на Настину, не была красивой, но так сразу? Нет.
Нога на удивление не болела, хотя в нее попала пуля. В душе он надеялся, что эта самая пуля не помешает ему в атаке аэропорта.
Мария недовольно фыркнула когда он ее отодвинул. Он встал, вскинув свой рюкзак, уходить с лазарета. Солдаты, видимо поняв, что тревожить его смысла нет, тихо попрощавшись, и скривив потресканными губами улыбки, проводили его взглядом, которые холодным отпечаток оставались на его спине.
…На станции было пусто. Палатки, собраные в баулы, скромно лежали у стены. Перрон был вымыт до блеска, хотя, как его можно загрязнить, если и нечем.
Яркие обрывки последних событий вертелись в его голове, заставляя вспоминать все больше и больше ужаса.
Может, это и имел ввиду старик, когда говорил что Руслан умрет? Может, он имел в виду морально умрет, а не физически? А может еще и не тот час, когда он умер? А вдруг ему просто повезло?
Обрывки рвались, мялись, разворачивались и менялись, словно заставляя его страдать все больше. Тогда, когда он держал ее труп, ему не было времени до слез, ведь на него в тот же миг упала огромная ноша ведения целого отряда, командование операции. Теперь, весь груз на его плечах упал ему в душу полностью. Глубокая тишина с одной некомфортно горящей лампой разъедали каждую частичку внутри его тела. Тело так и хотело вывернутся наизнанку, уйти под землю, да даже застрелился, лишь бы не было этого поганного чувства, которое как открытая рана, которая пульсирует все сильнее.
Маленькая яркая слезинка выпала с его глаз. Ему не хотелось верить. В шее образовался ком, который мешал не то что говорить, даже дышать спокойно не давал. Для него – жизнь окончилась в трудный период.
Серая туча, которая склонилась над ним, выливала все больше слезинок дождя. Он чувствовал эти капли, но они, словно моментально высыхали, не давая телу стать мокрым.
Душа разрывалась на части, печаль охватившая его, заставила попросту упасть на перрон головой, и разревется как дитя. Ему было не до войны, он хочет просто уйти из этого места, и постараться зажить новой жизнью, ради того, чтобы забыть то бледное изможденное лицо своей бывшей жены, которое так неестественно приняло бесчувственную форму, что казалось, что это фарфоровая кукла из набора детских игрушек для девочек.
Послышались легкие шаги за спиной.
– Эй, ты чего там? – послышался женский голосок, в котором он узнал Марию. – Ты на уши лазарет поднял, все слышат твой вой, что случилось то?
Она начала подходить ближе, как он вытянул руку, прося остановиться. Он не хотел казаться слабым, особенно, после того, как он показал себя «мужественным». Ее это не остановило. Подойдя ближе, присев на корточки, она постаралась поднять его, но тяжелую тушу легкое женское тело не поднимет.
Поняв, что он вряд ли сможет физически с ним что-то сделать, она присела возле него уже полностью, спустив ноги с перрона.
– Тяжко тебе небось? – спросила недоверчиво она. – Пока ваш отряд героически стоял, я и мой отряд атаковали аэропорт, бессмысленно. Все, что смогли сделать, убить двоих, да и то, с отряда лишь осталась я.
Руслан привстал и сел. Его покрасневшее лицо казалось вздутым, слезы прошлись почти по каждой части лица, он был таким беспомощным в этот момент.
– Знаешь, я раньше, до аварии, жила в этом городе, в небоскребе. Отец когда-то купил квартиру на пятнадцатом этаже, а там такой вид с окна открывался – залюбуешься. Я помню эту аварию во всей красе: яркая вспышка окрасила ту безлюдную ночь в день на минуту. Грохот заставил повалится несколько зданий. Те кто жил в тех домах, превратились в бегущие тени, как в Хиросиме. Тела вроде стерлись, остались тени, которые махают всем, кого видят, в надежде того, что их спасут от вечной агонии. Они гуляют по острову, подходят к отрядам, махают, а их не слышно…
– Знаешь, Мария, – пробуя на вкус это имя, начад Руслан. – Я тоже жил в этом городе до аварии, но запомнить я ее не смог. Все было как в тумане. Помню как родители собрали вещи, да и уехали мы отсюда в тот же день.
Тело продолжало трястись, да и навряд ли оно быстро восстановило былое спокойствие и скрытность за маленький срок. Голова казалась настолько тяжелой, что хотелось просто лечь, что он и сделал. Когда он лег на холодный кафель перрона, ему хоть и стало немного легче, но хотелось и в правду лечь в кровать. Мария последовала его примеру.
– А кого ты все таки потерял? Мне сказали просто что у тебя кто-то из близких погиб, отчего ты в своей эйфории сделал много чего.
– Жену. – слезы незаметно начали течь. – Суки. Нестерова лично казню!
– Тише, ты и так, по словам врачей был контужен, ты смотри нас не убей.
Эти слова ранили его еще сильнее. Неужели, они видят в нем монстра? Неужели, эта аура хорошего лидера и руководителя уплывает в тот миг, когда все становится хорошо?..
Молча встав, он, расстегнув молнию рюкзака, достал оттуда ту самую книжку, найденную в своем доме (В своем ли?). Перелистнув пару шершавых страниц, и, достав из нее фотографию, под светом небольшой лампочки, он старался разглядеть как можно больше.
Его глаза бегали, выискивая знакомые лица, знакомые места, хоть что-то, напоминающее его прошлое, которое он уже скорее всего забыл.
Ничего.
Это были не его родители, на фотке не он. Скорее всего, так вышло, что это просто совпадение. Только, это самое «совпадение», заставило его идти дальше. А что если бы он просто пошел дальше по той лесопосадки, а не остановился на ночлег? Наверное, книги он бы не нашел, отряд с самим Минским пришел намного позже, и скорее всего, пришлось бы искать новый путь к острову…
Спустившись на рельсовые пути, пройдя до конца перрона, который незаметно скрылся внутри темноты, он постучал в дверь, где по его памяти Олег.
Дверь открылась. Ее открыл заспанный Олег, который был недоволен гостям, но и протестовать он
