лет, пока он скитался по Даурии, в Москве всё изменилось.
В городах, а в столицах особенно, всё быстро меняется. На то они и города, там всегда бешеная круговерть событий. Чем дальше и глуше провинция, тем медленнее происходят перемены.
Так бывалые зэки советуют новичкам-«первоходам»: когда отсидишь срок и освободишься, ни в коем случае не лезь в старые дела – ты никому не будешь нужен, без тебя научились обходиться, вернёшься – а от тебя все отвыкли давно.
В воспоминаниях Елены Боннэр «Дочки-матери» есть рассказ о том, как её мать, Руфь Боннэр, вернулась домой к дочери после восьми лет отсидки в «АЛЖИРе», Акмолинском лагере жён изменников Родины. Когда Руфь Боннэр посадили, её дочери Елене было 14 лет. Вернувшись, мать стала общаться с дочерью так, как будто той было четырнадцать, – а дочери было уже двадцать два, и она прошла войну, повидала всякое. Мать и дочь ссорились. Для матери время остановилось на восемь лет, а для дочери – летело стрелой.
То же самое случилось с Аввакумом. Он попал в ту же ловушку.
Москва 1664 года сильно отличалась от Москвы 1653 года. Никона начинали забывать – он уже шесть лет не появлялся в столице. Что касается церковных нововведений – московская элита, зависимая от милостей царя, понемногу с ними смирялась. Сам же царь держал твёрдый курс: реформа была нужна ему для осуществления мечты, для завоевания престола византийских базилевсов.
В том же 1664 году в Москве появился философ, поэт, астролог и знаток латинской мудрости Симеон Полоцкий, и понравился царю.
Повсюду укоренялось грекофильство, западничество.
Западником был входящий в силу, тогда 39-летний, стряпчий Артамон Матвеев, будущий «дядька» Петра I – и злейший враг боярского рода Милославских.
Западником был боярин Василий Голицын, тогда – 20-летний царский стольник и чашник, будущий фаворит царевны Софьи.
Передовая московская молодёжь всё чаще оглядывалась на Запад: там было интересно, там был театр, свободные нравы, табак, колониальные товары, изысканные развлечения, книги. В стране понемногу начинал формироваться фундамент для будущих реформ Петра.
Вдруг стало ясно, что Аввакум мешает повороту на Запад, которого так желала элита.
Поскольку Аввакум был златоустом, прирождённым оратором и мастером публичной дискуссии, каждое его выступление собирало толпы.
В итоге царю это надоело – и 29 августа 1664 года Аввакум вместе с семьёй был снова сослан.
Его счастливый московский период продолжался всего лишь три месяца.
Три месяца столичного успеха, от одной ссылки до другой.
У него никогда не было в Москве ни постоянного пристанища, ни опоры.
То был величайший провинциал, которого заносило в Москву лишь случайно.
Местом новой ссылки Аввакуму назначили Пустозёрск, город в Заполярье близ нынешнего Нарьян-Мара, в месте впадения в Баренцево море реки Печоры, одной из главных транспортных артерий Русского Севера.
Путь туда лежал по Северной Двине, через Вологду, Великий Устюг, Холмогоры и далее по древнему торговому пути, Печорскому тракту, через большой торговый северный порт Архангельск и через село Мезень.
7. Вторая ссылка: на север
1
К тому времени Печорский тракт существовал два столетия и представлял собой налаженную транспортную систему, работающую круглогодично, как бизнес-проект. По северным сибирским рекам к берегу Белого моря везли рыбу, икру и пушнину. Печорский путь состоял из нескольких маршрутов, где реками, где посуху, в зависимости от сезона.
Мезень – один из древних форпостов русской цивилизации, посёлок поморов, расположенный в устье одноимённой реки, впадающей в Белое море.
От Архангельска до Мезени летом добирались морем – на кочах, поморских судах, а зимой – по «зимникам», торным санным путям. Зимники пролегали по льду рек, но если можно было сократить расстояние – вырубали в лесах просеки.
Аввакума и его семью привезли в Мезень 19 декабря 1664 года, то есть – зимним путём.
Основой сухопутной транспортной системы Русского Севера была так называемая «мезенская» порода лошадей – это очень сильные, довольно крупные и выносливые животные, с густой гривой. При хорошей погоде такая лошадь, впряжённая в сани, могла преодолевать при любом морозе до 40 километров пути. Однако потом ей требовалась замена. Путники могли брать сменных лошадей с собой, а могли менять их на ямских станциях.
Известно, что на пути от Архангельска до Мезени, это около 300 км, такие станции существовали. Но далее путь лежал по диким землям, от Мезени до Пустозёрска надо было преодолеть ещё более 500 вёрст зимника.
Две недели санного пути, от Архангельска до Мезени, при декабрьском северном морозе, измотали Аввакума, – но ещё больше измотали его семью, а с ним ехало 12 человек: жена, дети и родственники, вдобавок охрана, несколько стрельцов. Это был огромный поезд из примерно 15 саней, включая поклажу, еду и вещи сосланных.
В маленькой Мезени, когда они туда прибыли, для них просто не нашли лошадей для продолжения пути.
Москва далеко, а зима близко.
Опять же, ссыльного везли за счёт казны, а сколько выделила казна – мы не знаем.
Аристократов и дворян обычно отправляли в ссылку за их собственный счёт, но Аввакум не был дворянином и не имел доходов; где он брал еду для себя и своей семьи? Чем он платил за обогрев на постоялых дворах и ямских станциях? Откуда взялись деньги на прокорм 12 домочадцев? Можно предположить, что в начале путешествия у Аввакума были какие-то сбережения. Московские симпатизанты наверняка снабдили его деньгами на дорогу. Но ни в одной строке своего «Жития» он не сообщает, откуда брались средства к его пропитанию.
Когда он отправился в путь, Анастасия была беременна своим последним ребёнком. Он родился уже в Мезени; сына назвали Афанасием.
Кое-как обосновавшись, Аввакум написал царю, попросил отменить приговор. Челобитную повезли в Москву, а пока сосланный протопоп с оравой родственников зажил в селе Мезень.
Так прошло полтора года. За это время к Аввакуму приехали два его старших сына, Иван и Прокопий. Иван приехал с женой и дочерью, внучкой Аввакума.
Кроме сыновей, приехали в Мезень и последователи Аввакума. Историки упоминают двоих: юродивый Фёдор и некий Лука Лаврентьевич. Эти двое, а также старшие сыновья, служили Аввакуму как апостолы, обеспечивали связь с большой землёй, доставку писем. Безусловно, ему присылали и деньги: иначе как бы он полтора года содержал в поморском селе полтора десятка домочадцев? Их распихали по чужим избам, платили за постой, а харчи на русском Севере обходятся дорого.
Теперь Аввакум – настоящий духовный учитель; за ним следуют ученики, готовые отдать жизнь за батьку. Так потом и произошло.
2
В январе 1666 года в Мезень прибыл стрелецкий отряд. Приказано было Аввакума единолично, без семьи, немедленно вернуть в Москву.
1 марта он приезжает в столицу –
