что Коля поставил Милкину дату на свой телефон. – Ты хочешь сказать, нашу, – понял он вдруг. Это хоть что-то объясняло. Приятно, конечно, что Коля, как верный друг, ставил его дату рождения. Но чтобы Милкину…
– Не суть. – Сестра поморщилась, как от назойливого жужжания. – Вы во сколько от него ушли?
– В первом часу, наверное. Или даже ближе к часу.
– Вот, три входящих: 12.52, 12.53 и потом 13.05. Некая «Тётя Аля ювелир».
– Это кто ещё?
Милка пожала плечами.
– Но у ювелира же могут быть камни, да? Какие? Он говорил?
– Кажется, сапфиры.
– Значит, всё сходится. Он взял сапфиры у какой-то тёти Али, ювелира. И нёс их кому-то, кто мог бы помочь Фролычу. Что ж, мы потихоньку продвигаемся.
– Да? – Ник в этом сомневался. Ему казалось, что всё становилось только более и более запутанным.
– Конечно! Вопросов осталось совсем немного: как Коля хотел помочь Фролычу, куда он шёл, кто его украл, кто такая эта тётя Аля и, наконец, как всё это связано с Колетт.
– Всего-то ничего! – Ник нервно хохотнул. – Варя молчит?
– Пока молчит. – Милка подняла взгляд от телефона и вдруг махнула в сторону пруда: – Блин, Ник, она правда психанутая…
Он посмотрел туда и соскочил со скамейки: Колетт снова стояла в воде по колено, жёлтый шёлк подола опять растёкся вокруг её ног, а рядом с ней держался на воде лебедь. Колетт протягивала руку, и большая чёрная красивая птица плавала, картинно выгнув шею, совершенно спокойно, как будто давно знала её.
– Колетт! – Ник подбежал к забору. – Туда нельзя! Там же написано – птиц не кормить.
– Я не кормлю.
– И за забор нельзя! Ты чего! – кричала Милка со скамейки.
– Вылезай, Колетт. Это дикий лебедь. Он может быть агрессивным.
– Не переживайте, Никки. Она мне ничего не сделает.
– Она? Откуда ты знаешь, что это самка?
– Не знаю. Но знаю.
В этот момент лебедь подплыла вплотную и остановилась перед Колетт. Та протянула руку и нежно погладила птицу. И лебедь вдруг прижалась к ней, положила голову ей на грудь и так замерла, будто бы обнимая.
Только колыхалась вокруг вода. Только шумел вдали каскад водопадов. И деревья полнились ветром.
Милка тихонько подошла сзади, протянула Нику из-за спины телефон. На экране было фото: чёрный лебедь и тонкая девушка в светлом платье, стоят в тёмной воде, обнявшись.
Ник показал Милке большой палец.
– А то не поверит же никто, – прошептала она. Он кивнул: он и сам не верил, что это видел.
– А ну, вылазь оттуда! – раздался вдруг грубый окрик. Они обернулись. Снизу, от музея, поднимался, хромая, пожилой полный дядька в серой униформе охранника. – Это что ещё такое тут устроили! Вот я вам!
– Семиглав! – ахнула Милка. – Так, вытаскивай Колетт. А его я беру на себя. – И она припустила вниз по дорожке с такой радостью, будто встретила знакомого, разве что руки не раскинула для объятий. – Семён Игнатич! Как я рада вас видеть!
Лебедь от криков встрепенулась и тревожно закружила вокруг Колетт. Но не улетала. Колетт же спокойно смотрела на Милу, как та прыгает вокруг охранника, что-то ему рассказывая.
– Вылезай быстрее. – Ник протянул руку. Колетт посмотрела на неё с таким удивлением, что Нику даже самому показалось, что это не ладонь, а клешня. – Живо! Это охранник. Нам влетит сейчас. Ну!
Колетт взглянула на лебедя. И Нику показалось, что птица кивнула. Или это блик от воды, или он на солнце перегрелся, но он увидел, как та слегка склонила маленькую угольно-чёрную голову с алым клювом, словно бы давая разрешение, и только после этого Колетт пошла к берегу, разгребая перед собой ладонью качающиеся водоросли. Легко перемахнула заборчик. Подобрала стоящие в траве кроссовки. Обернулась на пруд. Лебедь уже отплыла к своему домику, но оттуда продолжала следить за Колетт блестящим глазом.
– Идём, не будем Семиглава бесить. – Ник потянул Колетт выше по дорожке.
– Как он меня увидел? Его же не было рядом?
– Да по камере. У него из парка тоже видео выведены. А сидит он в музее при входе. И очень бесится, когда люди не туда залезают, куда можно. Но он к Милке хорошо относится, она его сейчас уболтает.
Они уже поднялись повыше и обернулись. Отсюда, с холма, проступил дворянский дом, парадный подъезд с колоннами и изящным балконом. Колетт остановилась и стала всматриваться. Даже вышла на открытое место, несмотря на солнце и жару. Мокрый подол платья облепил ей ноги, она вся вытягивалась и казалась ещё тоньше, ещё прозрачнее.
– Очень красиво, – сказала, когда Ник подошёл ближе.
– Да, мне тоже нравится.
– Ты там живёшь?
– Что ты! Это же музей. Там никто не живёт. Раньше люди жили, но это уже давно было. Наш дед – директор, поэтому мы с детства в музее чуть не каждый день бывали.
– Как интересно. Мне кажется, я там тоже была. Но когда – не помню.
– Если ты в Яму ходила, то в музее ты сто процентов была. Экскурсия сначала по музею, а потом только – в ледник и Яму.
– В ледник?
– Это что-то типа погреба, там хранили продукты. Там всегда холодно, потому что в горе и в пещере – вечная мерзлота, – стал объяснять Ник, но осёкся, заметив у Колетт то же пугавшее его выражение. Потом вдруг в её глазах что-то мелькнуло, он буквально увидел некую тень в глубине зрачков – и всё снова стало по-прежнему. – Ты что-то вспомнила? – спросил он.
– Нет. Извините меня. Мне просто показалось… И вот этот пруд. Я его тоже как будто уже видела. Но мне кажется, в нём не было лебедей.
– Может, ты просто не заметила? Сколько я себя помню, лебедь там всегда. Один и именно чёрный. Он на зиму улетает, но весной прилетает обратно. Не знаю, тот же самый или другой. Но обязательно, уже много лет.
– Сколько?
– Ну, ты спросишь. – Ник пожал плечами: – Кто ж его знает. Хотя погоди-ка, – он вдруг встрепенулся. – Точно, была какая-то легенда, именно про этого лебедя. Как он в первый раз прилетел. Только я не помню. Надо у деда спрашивать.
По дорожке бодро поднималась Милка. Увидела их, помахала рукой.
– Порядок! Семиглав без претензий, – сказала, переводя дух.
– Я в тебе не сомневался. Мил, ты не помнишь, дед ведь что-то рассказывал про этого лебедя? Как он здесь появился.
– Так это старая графиня, ты разве не помнишь? Дед лебедя так и зовет: Ирина Николаевна. Хотя, может, это самец. Тут никто не знает. Но дед…
– Ирина Николаевна? – повторила Колетт, вновь пробуя имя на вкус.
– Последняя хозяйка дома, – продолжала Милка. – Дед её
