Глава двадцать седьмая
Левонин и Львов
Придя домой, Порфирий Петрович развернул драгоценный сверток и долго его изучал. Да он и без того помнил: немецкий поэт Гете там занимал довольно заметное место. Порфирий в юности даже почитал про этого поэта то, что нашел в библиотеке, и его произведения попробовал читать в русском переводе — показалось, скучные. Среди документов имелись стихи, а в дневнике дед Порфирий рассуждал: сыграли ли батуринские переводы какую-то роль в убийстве и где подлинник Гете? По мнению деда, Львов знал о гетевской рукописи. Эх… неужели из-за стихов весь сыр-бор? И нынешние убийства — лишь продолжение? Придется опять к Полуэктову обращаться. Надо идти, тут звонком не обойдешься: Толя хороший парень, но упрямый. Его долго придется просить и убеждать, сразу не сделает.
Петрович надел кепку и пошел.
Майор сидел у себя в кабинете, чертил какие-то квадратики на бумаге. Потапов усмехнулся. Отметил, что Толя в неплохом настроении. Вот и хорошо, возьмем сразу быка за рога.
Он рассказал о находке в квартире Аргуновской. Ясно, что грабитель приходил в квартиру за этой бумажкой, за надписью на книге. Скорее всего, надпись, сделанная бывшей помещицей, содержит указания на местонахождение какой-то ценности. Про рукопись Гете Потапов пока умолчал — и без того сложно. Про дедов сверток сказал туманно — мол, есть сведения из прошлой практики, ты еще не работал… И на вопрос, что за сведения, ответил тоже со всей возможной неопределенностью:
— В общем, скажу только, что, кроме бывшей помещицы Аргуновой, об этом знал некто Львов. Сам этот Львов в четырнадцатом году уехал за границу. Ценная вещь была много лет в руках Аргуновой и ее наследницы Аргуновской; возможно, сейчас за ней охотятся потомки Львова.
Просьба к Полуэктову была одна: по полицейским каналам проверить, остались ли у Львова близкие люди в Смоленске. Кто мог знать о спрятанной Аргуновой ценности?
Полуэктову настойчивость Петровича не понравилась. Лезет старик не в свое дело. Сходил бы лучше… на рыбалку, что ли. Чего ему неймется? При чем тут какой-то Львов, невесть когда из Смоленска уехавший?!
— Петрович, — сказал он мягко. — Зачем нам знать, что сто лет назад было?! Тут бы нынешние убийства распутать. И у меня уже есть след. Я вот чую, что предприниматель этот, Левонин, замешан. Косвенные улики имеются, однако их мало. Боюсь, рассыплется дело в суде, тем более что он адвоката наймет!..
Петрович слушал его внимательно. Выслушал подробности про бейсболку, про отпечатки пальцев на книгах.
— Да, мало, — произнес он. — Но согласен, что парень подозрительный. Наверно, ты прав, что берешь его в разработку. А насчет Львова этого дореволюционного все ж проверь. Узнай, остались ли здесь его родственники. Смоленск — город маленький. А вдруг и всплывет что-нибудь? — искушал Потапов.
И Полуэктов поднял трубку, сделал запрос в архив насчет Владимира Федоровича Львова, в 1914 году занимавшего должность заместителя начальника Смоленской почтово-телеграфной конторы, эмигрировавшего, по слухам, осенью того же 1914-го…
«Вот странно, война ж тогда как раз началась, как он мог эмигрировать? — мелькнула мысль. — Путает что-то Петрович».
Но говорить ничего не стал — и без того утомился от разговоров пустых. В голове крутилось:
«Ладно, уважил старика. Неплохой Петрович человек, и участковым отличным был. Но что значит — следственного опыта не имеет. Не понимает, что они там с документами долго копаться будут. Хорошо, если через неделю-две получу из архива сведения. А к тому времени уже дело кончать надо. Ну, когда получу, тогда и скажу старику, чтоб успокоился. А сейчас Левонина разрабатывать надо» — так думал майор.
На следующий день прямо с утра Полуэктов послал Демочкина и с ним двух полицейских произвести обыск в квартире Андрея Левонина. К вечеру выяснилось, что и здесь хороший улов: ключи от квартиры Аргуновской.
«Это удача! Теперь уж не отвертится!» — радовался майор.
Ключи у Аргуновской были характерные: замок старого образца, теперь такие не делают. Именно такие ключи были обнаружены в нижнем ящике компьютерного стола Левонина — там, где хранились запасные провода и флешки. Проверка подтвердила: это ключи от квартиры пострадавшей. Сам хозяин, естественно, уверял, что видит их впервые. Ничего не могла сказать о ключах и мать Андрея Левонина. Когда уводили сына, она плакала.
