Миниатюрное тело, как молния, метнулось от окна, и тонкийшелковый шнурок затянулся на шее Кемаля. Глаза его вылезли из орбит. Он пыталсясхватить невидимого человека, который, прикрываясь им как щитом от Исы,затягивал петлю. Иса выругался по‑арабски и выхватил огромный нож.
— Вспомни 86 год, Лос‑Анджелес. — В егоголосе было столько ненависти и страдания, что Иса впервые в жизни испугался.Это и был последний раз в его жизни, потому что мастерски брошенный Чарлзомкинжал, вонзившись чуть ниже его правого уха, навеки остановил этогохладнокровного, безжалостного и бесстрашного убийцу.
* * *
Я долго слушала тишину в соседней комнате, потом мне этонадоело. Ушли они все, что ли? А я тут буду сидеть до тех пор, пока не умру отголода. Я подергала скованными руками. Труба была очень толстая, поэтому арабыне смогли обхватить ее наручником, они просто продернули металлическую цепочкумежду кольцами и перекинули ее через трубу. Я пошевелилась и звякнула цепочкой.На звук никто не отреагировал из той комнаты. Это мне начинало очень ненравиться, живые люди не могут сидеть так тихо. Я снова подергала цепочку. Оначуть сдвинулась вдоль трубы. Если повезет, я смогу гулять вдоль трубы какцепная собака. Но что это мне даст? Тем не менее я решила попробовать и черезнекоторое время доползла до конца трубы вместе с наручниками и подушкой. Теперьнапротив меня на другом конце находился комод. Я ползла к этому комоду, потомучто безумно надеялась, что ключ от наручников лежит на нем. На чем основываласьмоя надежда, трудно сказать, просто я представила себе, как они притаскиваютменя, бесчувственную, в эту комнату, сковывают наручниками, а ключ от нихКемаль не прячет в карман, а кладет на этот комод, потому что больше некудаположить, в комнате больше ничего нет.
С неимоверным трудом я изогнулась и попыталась встать. Этомне удалось ненадолго, но за это короткое время я успела заметить на комоде что‑тометаллическое. До комода было не дотянуться, поэтому я немного подумала ипопыталась снять кроссовку, не развязывая шнурков. Номер прошел только с левой,она посвободнее. Таким же образом я, пыхтя и чертыхаясь, сняла носок с левойноги, а потом вытянулась на полу и большим пальцем ноги нашла дырку в грязномкуске тюля, покрывавшем комод. Тюль медленно поехал вниз, и то, что было нанем, тоже. Ключ шлепнулся на пол и запутался в куске тюля. Но все это былитолько цветочки по сравнению с тем, что мне пришлось сделать, пока я не всунулаключ в замок. Если бы арабы были живы, они умерли бы от всех несчастий, которыея призывала на их голову, пока освобождалась от наручников. Наконец, не верясебе, я отошла от ненавистной трубы, растирая руки, надела кроссовку инаправилась было к выходу, но остановилась.
Во‑первых, меня обуяло самое примитивное любопытство —что же там произошло в соседней комнате, а во‑вторых, я вспомнила, что,когда арабы меня похитили, я шла из магазина. Вряд ли они оставили мои пакетытам в подъезде, тогда меня стали бы искать, поэтому, скорее всего, они привезливсе сюда. Продуктами можно было бы и пожертвовать, хотя чего ради, но там водном из пакетов был кошелек, а в нем ключи и фотография наша с Аськой, да ещеквитанция за электричество, по ней меня можно легко найти. Поэтому следовалозабрать мешки с собой или хотя бы кошелек.
Когда я со всяческими предосторожностями заглянула всоседнюю комнату, я была действительно потрясена. Конечно, в последние дни мнеприходилось видеть гораздо больше крови, смерти и насилия, чем за всюпредыдущую жизнь, но все же это было слишком.
Судя по тому, что я видела, мои похитители убили друг друга.Они лежали на полу рядом, один был задушен шелковым шнурком, конец которого былв руке второго, а тот, в свою очередь, был зарезан кинжалом, рукоятку которогосжимал тот первый, задушенный.
Когда я немного опомнилась от шока, эта сцена показалась мненасквозь фальшивой. Я, конечно, не специалист по таким вопросам и не знаю,может ли человек с ножом за ухом найти в себе силы и задушить своего убийцу,но, во‑первых, за минуту до смерти они были настроены друг к другу вполнедружелюбно, а во‑вторых, я могла поклясться, что слышала из этой комнатыголос, явно не принадлежащий ни одному, ни другому. И звук захлопнувшегосяокна…
Так или иначе, сцена была жуткая, кровищи на полу и намебели — море, у задушенного Кемаля вид был вообще ужасный — лицо багрово‑синее,глаза вылезли из орбит…
Но мне было не до эмоций: надо было поскорее отсюдасматываться, учитывая живописно расположенные на полу трупы. Если меня сейчасздесь застанут, то, может, и не посчитают, что это сделала я, но ужнеприятностей‑то у меня будет огромное количество!
Я осмотрелась и увидела свои сумки с продуктами, аккуратностоящими в углу возле столика, и эти гады еще открыли пачку любимого Аськиногопеченья. Тихонько, на цыпочках, я пробралась к столу, забрала свои пакеты,пятясь, отошла назад к двери. Там я осмелела и сказала мертвым арабамвполголоса:
— Так вам и надо. Вы говорили, что не повезло мне, авыходит, что вам.
Дверь квартиры выходила прямо в подворотню, там никого небыло. Выйдя на улицу, я перевела дух. Думаю, что держалась я в квартире такспокойно потому, что безумно разозлилась и ярость поддерживала меня в форме. Ябыла зла как сто чертей. Вся эта история мне уже порядком осточертела. Ну взялая эту брошку, не по злому умыслу, а так, случайно. Ну где‑то ее посеяла,так за что же они все на меня? Ладно, не понимаете по‑хорошему, будемдействовать вашими методами. Валентина сама виновата, не надо было втягиватьменя в свои сомнительные делишки. Кстати, о Валентине. У метро я вошла втелефонную будку. Валентина сама взяла трубку, это хорошо.
