же понимаете, что, пока я здесь, даже ваше присутствие не спасет меня от истощения и последующей смерти? Сколько времени вам понадобится на то, чтобы найти прорыв? Мы можем кружить здесь вечность!
— Вам не о чем беспокоиться, Шайна.
— О, нет, мне есть, о чем беспокоиться! — раздраженно возразила я. — У меня запас воды на пару дней при жесткой экономии. И еды столько же! Может быть, кадхаи и не умирают от голода и жажды, но я-то человек!
— У вас не будет проблем с водой. Я — мастер стихий и мне не составит труда создать столько воды, сколько вам нужно. А от голода я вас вылечу.
— Голод — не болезнь! — возразила я сердито.
И как я могла забыть о магии Эйлимхаи? Да, рядом с ним жажда мне не грозит.
— Это состояние организма, которое можно исправить, — заметил он. — Но вам в принципе не о чем переживать. Схроны редко делали большими, так что нам не понадобится много времени, чтобы отыскать прорыв. К тому же хаоты всегда приманиваются броней, и нам не придется гоняться за ними по всему лабиринту. А если идти в сторону, откуда будет появляться наибольшее количество хаотов, то придем к прорыву.
— Пытаетесь меня убедить, что нас ждет небольшое приключение на пару часов? — скривилась я.
Планы… еще бы все шло согласно планам.
— Уверен, это не займет много времени.
И ведь впрямь уверен. Я только вздохнула. Все равно от меня тут ничего не зависит. Прислушаться ко мне Шарль не хочет, его долг важнее моей безопасности. Выбраться в одиночку из этого схрона я по-прежнему не могу. Так что все, что остается — это следовать за кадхаи.
— Пойдем тогда? — предложила я. — Раньше начнем…
Дольше провозимся, проворчала я про себя спустя еще пару часов и несколько битв Шарля с хаотами.
Броню кадхаи не снимал, что вполне понятно, учитывая, что нас окружают враги. И наблюдать за ним было довольно странно. Затянутая в сияющий металл фигура совсем не ассоциировалась у меня с Шарлем. Это был настоящий рыцарь, что защищал меня от страшных чудовищ, рядом с которым я была в безопасности. А Шарль был угрозой, от которой следовало держаться подальше. И, глядя, как ловко справляется с хаотами кадхаи, я просто поверить не могла, что это тот самый Шарль, из-за которого я вообще оказалась здесь.
И кадхаи действительно приманивал хаотов, которых в лабиринте оказалось неожиданно много. Поэтому за ту пару часов, что мы ищем прорыв, уйти от места, где появился Шарль, удалось не больше чем на сотню метров.
Наверное, будь Шарль не один, то управиться можно было бы быстрее. Или наоборот, будь он один. Но кадхаи не просто сражался с чудовищами, он защищал меня.
Следовало признать, ему удалось произвести на меня впечатление. Не то, чтобы меня часто защищали. Более того, обычно это я выступала в роли защитника. Все же я была сильнее большинства тех, с кем меня сталкивала жизнь. Ощутить себя слабой было интересным опытом. При других обстоятельствах я бы точно не осталась равнодушна к тому, кто с оружием в руках сражается за мою безопасность. Возможно, если бы Шарль начал с этого, а не с угроз, я бы отнеслась к нему совсем иначе.
А не будь у меня Вирона, я и вовсе была бы очарована.
Увы, за этой броней скрывался мужчина, не чурающийся насилия, эгоистичный и властный. И, стоит ему снять броню, все очарование развеется.
И я напоминала себе, что он бьется вовсе не ради меня. Им движет долг, и более того, он отказался увести меня отсюда, и опасности я продолжаю подвергаться в том числе из-за его эгоизма.
Мы снова шли вперед после очередной расправы над хаотами, и я решилась заговорить:
— Как вы думаете, далеко еще до этого прорыва?
— Не имею ни малейшего представления.
— А вам не тяжело постоянно в броне?
— Пугаю? — осведомился он странным тоном.
— Нет. Скорее наоборот, — призналась я честно. — Беспокоюсь о своем будущем. Вдруг вы устанете так, что не сможете держать меч.
— А наоборот от пугаю — это что? — озадаченно спросил он.
У них в броне что, мозги отключаются? Но вслух я это спрашивать, разумеется, не стала. Опасно так-то злить вооруженных людей.
— Привлекаю, наверное, — предположила я.
— Не веселю? — стало понятно его удивление.
— В вашей броне нет ничего смешного, — уверила я.
— Привлекаю, значит, — задумчиво произнес он.
— Вы в броне похожи на рыцаря, а это архетип героя, который весьма привлекателен, — поспешила я развеять его заблуждения. — Ничего более.
— Ну-ну, — словно бы насмешливо откликнулся Шарль.
Но мне послышалась в его тоне растерянность. Которой, разумеется, быть не могло, и мне просто сложно понять Шарля, когда я не вижу его лица.
— А вы так и не ответили, — заметила я.
— Мне не тяжело. Это естественная форма для кадхаи. Она не утомляет. И, пока я жив, я не выроню меч.
— Это успокаивает, — признала я. — А разве вы не бессмертны?
— В теории кадхаи могу жить вечно. Но хаоты могут причинить нам непоправимый вред. Да и вечная жизнь утомляет. Поэтому кадхаи умирают.
— Жизнь утомляет? — поразилась я.
— Странно звучит, не так ли? — словно бы усмехнулся он. — Но я видел тех, кто готов уйти. Долгая жизнь — это всегда потери. Родных, привычного мира, воспоминаний. Неизменны лишь сражения. Но битва ради битвы теряет смысл. Когда больше не за что сражаться — откуда взять силы, чтобы продолжать?
— А за что сражаетесь вы? — мне стало интересно.
Шарль ответил не сразу. И ответ его прозвучал как-то не слишком уверенно.
— За свой мир. За будущее. За свое счастье.
— И что же для вас счастье?
— Семья. Любимая женщина. Мой ребенок.
— Разве вы не были счастливы со своей женой, даже без ребенка? — полюбопытствовала я.
— Был, — словно бы нехотя ответил он.
— И зачем же вы разрушаете свое счастье?
— Шайна, не задавайте вопросы, ответ на которые вы не хотите услышать. Поверьте, я отнюдь не рад, что запечатлен с вами. Но у меня нет выбора. И ребенок — это компенсация за все неудобства, какие я вынужден терпеть из-за запечатления.
— Здорово, — не удержалась я от иронии. — А мне какая компенсация? У меня неудобств-то побольше будет.
— Я могу обеспечить вас максимальным комфортом, — заметил он. — Вы не будете ни в чем нуждаться. Не будете знать ни в чем отказа.
— Так поэтому ваши женщины не бегут от запечатления, как от чумы? И, кстати, в вашей формуле счастья любящая женщина не обязательна?
— Любить можно только ту, кто
