миг над ними загрохотала махина паровоза…
…Все семьдесят вагонов прогрохотали вслед за тем над Генкой и Витей. Последний вагон, замедлив наконец свой бег, остановился в нескольких метрах от них.
И когда сделалось тихо-тихо, Генка осторожно приоткрыл глаза, повел ими туда-сюда, приподнял голову. Кажется, цел. Да и с Витей вроде ничего, вот он, рядом…
Мальчик еще не осмыслил того, что с ними произошло. Весь в пыли, с царапиной на щеке, он удивленно смотрит на Генку, потом, заметив разорванный ворот его ковбойки, начинает хохотать. Хохочет тогда — и плачет одновременно — и Генка, тоже пропыленный, кажется, насквозь, и тоже с царапинами на лице. Впрочем, у Генки ныло еще и колено.
В штабе народной дружины тревожно зазвонил телефон. Там находился только один дежурный — Василь. Он поднял трубку.
— Дежурный по штабу машинист Навроцкий слушает! — четко сказал он.— Бережкова? Нет его. А что там такое?.. С сыном? Что с сыном?.. Хорошо, я позвоню.
Василь нажал на рычаг, дождался отбоя, торопливо набрал номер.
— Дежурный по депо? Там где-то должен быть Бережков. Да, поищите. Скажите, дома несчастье. С сыном что-то случилось. А? Точно не знаю. Кажется, попал под поезд…
Сообщение Василя мгновенно облетело все депо. В нарядную набилась целая толпа паровозников. Прибежала и Лида — взволнованная, бледная. Каждый высказывал свое предположение об услышанном, но никто толком ничего не знал.
Разыскали наконец Бережкова — он был в месткоме.
Только на минутку забежал Андрей к дежурному по депо. Тот вкратце передал ему разговор с Василем, и Андрей, уже ничего не соображающий, бросился бежать по путям.
Лида рванулась за ним.
— Андрей Степанович, вам надо домо-о-ой!..— крикнула она.— Витя ужо дома-а-а…
Андрей послушно повернул влево.
Он бежал, что было сил, и удивительные видения-воспоминания проносились перед его внутренним взором, одно за другим…
…Так он увидел себя вместс с Верой в тот момент, когда они спускались по лестнице родильного дома и на руках у него лежало маленькое существо — его первенец, его сын…
…Так он увидел потом себя с Витей, которому как раз исполнился годик, и он, отец, вел малыша за ручку по бульвару, а тот забавно переступал ножками в пинетках, делая первые несмелые шаги…
…И еще увидел он своего Витю, когда тот самостоятельно включил расчудесный подарок — железную дорогу, и лицо его засветилось таким счастьем, что у отца не оставалось никакого сомнения в том, что сын непременно пойдет по отцовской дороге…
…Потом он увидел ту же железную дорогу замершей, остановившейся,— ее надо было починить, а чинить было некому, и потому Витя стоял поодаль совсем расстроенный…
Андрей заскрежетал зубами.
Но вот и дом. Калитка была распахнута, в саду толпились соседи. А на веранде, на столе, сидел Витя и трогал себя ручками то за голову, то за нос, то за шею. Возле него суетилась Вера, чуть поодаль стоял Генка. И еще были знакомые и незнакомые люди.
— Ух!..— будто сбросив с себя что-то невероятно тяжелое, выдохнул Андрей. Лицо его стало светлеть, в глазах загорелись теплые огоньки.
Он подхватил Витю на руки.
— Ну что с тобой, сынок, что?..— Голос Андрея дрожал, и руки тоже дрожали.— Болит что-нибудь, а?
— Ни-че-го…— нараспев и будто даже удивляясь, что у него ничего не болит, проговорил Витя.— Этот Генка своим пузом меня как прижал!..
— А ухо что? Почему ты трешь его? Болит оно, да?
— Оно на шпале было… на твердой…
— Ну ничего, ничего.
Генка потоптался на месте. Видя, что на него никто не обращает внимания, он шмыгнул в дом.
— Давай я тебя умою, сынок,— сказала Вера.
— Хитрый он,— продолжал свое Витя.— Сам все видел, а меня закрыл руками.
Он поискал Генку глазами, но того на веранде не было.
А Генка, очутившись в спальне, плотно закрыл за собою дверь, подошел к комоду, выдвинул ящик. Взял пачку денег, отсчитал несколько бумажек, остальные положил обратно. Задвинув ящик на место, неслышными шагами вышел на веранду. Вера умывала над тазом Витю, Андрей держал кружку с водой. Никем не замеченный, Генка подался на улицу.
У калитки ему встретился Василь. Они не сказали друг другу ни слова.
Соседи, на все лады обсуждая происшедшее, стали расходиться. Вера уже умыла Витю и переодела. Стала застегивать сандалии.
— Я тебе киселя принесу,— сказал Андрей.
— Не буду! — заявил ему вслед Витя.
— Да, нелегко вам,— выдержав паузу и придавая своим словам какое-то особое значение, сказал Василь.
— Ну что вы, он спокойный,— улыбнулась Вера.
— Я не в том смысле.
— А в каком?
Со стаканом киселя вошел Андрей.
— Не буду! — опять деланно закапризничал Витя.
Поставив кисель на стол, Андрей взял сына и подбросил его под потолок. Витя завизжал от удовольствия.
— Теперь буду,— сказал он и сам потянулся к киселю.
— Вот так оно и получается, Бережков,— нравоучительным тоном проговорил Василь.
Перехватив недобрый взгляд мужа, Вера поспешно сказала Василю:
— Заходите как-нибудь вечерком. Чайку попьем.
Василь пожал плечами.
— Будьте здоровы.
17
Лида была одна. В комнате женского общежития стояло несколько кроватей, но соседки убежали недавно в кино. Они звали и Лиду,— она отказалась, сославшись на головную боль.
Но болела у нее отнюдь не голова. И Лида знала — боль эту ничем не унять, она отныне навсегда с нею.
Когда вошел Генка, Лида совсем не удивилась.
Он кашлянул в кулак, достал что-то из кармана, положил перед ней на тумбочку.
— Вот…— сказал он негромко.— Место, по-моему, хорошее. Нижняя полка.
Лида посмотрела на Генку, потом на билет. И будто только этого и ждала, встала и начала машинально собирать вещи.
— Я потом зайду,— уходя, сказал Генка.
— Кстати, какое сегодня число? — спросила вдруг Лида.
— Двадцать шестое.
— Да, двадцать шестое июля,— горько улыбнулась Лида.— Кто мог подумать, что именно в этот день мне придется уезжать обратно.
— Я так и знал, Бережков, что ты доиграешься с этим своим Генкой,— недовольно сказал дежурный по депо.
Паровоз Андрея Бережкова стоял на контрольном пункте, готовый к выходу из депо. Но на паровозе только два члена бригады — сам машинист Андрей Бережков и помощник машиниста Микола Хвощ. Третьего — кочегара — нет.
— Ладно, бери кочегаром Микуловича из бригады Степанова,— добавил дежурный.
Высокий нескладный парень, которого привел дежурный, молча поднялся на паровоз.
Андрей положил руку
