первый же день – 15 декабря – она продвинулась на 20 км и заняла район Алексеевки. Потом же, подойдя к р. Упа в районе Пирогово, Змеево, она была остановлена сильным огнем противника.
Несколько отставая от боевых порядков первого эшелона 10-й армии, кавалерийская группа все же шла впереди дивизий правого фланга 61-й армии. Она, несмотря на сопротивление противника, перехватила железнодорожную и шоссейную магистраль Тула – Орел между Плавском и Горбачево, а 41-я кавалерийская дивизия к исходу 21 декабря уже овладела районом Троицкое, 25 км западнее Плавска[62].
21 декабря командующий Западным фронтом приказал все наши кавалерийские дивизии отдать генералу Белову. 22 декабря произошла моя последняя встреча с армейской конницей. Тогда я и член Военного совета Николаев с колонной командования и штаба 41-й кавалерийской дивизии от Плавска выехали на левый фланг 10-й армии в сторону Горбачево. Местность была открытой и повышалась в сторону этого железнодорожното узла. Впереди в удалении двух-трех и на фронте до четырех километров двигались по проселкам и местами прямо по целине расчлененные поэскадронно наши конники. Это были части 41-й кавалерийской дивизии. Мы ехали с командиром дивизии полковником М.И. Глинским. Разговор шел о том, как быстрее прорваться конницей в район Арсеньево. От Плавска до этого города было около 45 км, а на путях наступления кавалерийской группы находились 112-я и полк 56-й пехотных дивизий противника. В это время мы еще не знали, что через сутки получим приказ фронта о передаче всех кавалерийских дивизий армии в состав 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Примерно в двух километрах к югу от Плавска мы попрощались, сказав друг другу: «До скорой встречи!» Однако она не состоялась…
В целом можно сказать, что за неделю своей боевой работы кавалерийская группа, из состава которой две недовооруженные дивизии впервые вступили в бой, показала себя хорошо и продвигалась, несмотря на трудные условия, со средним темпом свыше 15–17 км. Но она, конечно, еще не набрала полной силы и не успела проявить себя наилучшим образом. Для этого необходимо было время, хотя бы самое элементарное усиление и минимальная поддержка с воздуха.
Верховное командование противника в эти дни уделяло особое внимание событиям к юго-западу и западу от Тулы, проявляя при этом большое беспокойство и нервозность. Дело в том, что еще с 12 декабря стал обозначаться все нараставший прорыв фронта между 2-й танковой и 4-й полевой армиями группы армий «Центр». При этом 43-й, левофланговый корпус армии Гудериана, под ударами правофланговых дивизий 10-й армии, кавалерийского корпуса Белова и левого фланга 50-й армии все больше и больше отрывался от главных сил танковой армии, непомерно растягиваясь по фронту. Все это хорошо прослеживается по записям в дневнике Гальдера.
12 декабря. «Не удается ликвидировать разрыв между 296-й и 31-й пехотными дивизиями…»
13 декабря. «В районе западнее Тулы глубокий прорыв небольших сил противника, который вынуждает нас отвести наш фронт…»
14 декабря. «Крайне неприятен разрыв фронта, образовавшийся в районе юго-западнее Тулы».
16 декабря. «В районе западнее Тулы противник оказывает давление в полосе 31-й дивизии. По-прежнему вызывает опасение разрыв фронта у Дубны».
19 декабря. «4-й армии грозит опасность быть окруженной с калужского направления… Блюментрит[63] очень мрачно расценивает обстановку… Войска апатичны…»
21 декабря говорится об очень критическом положении в районе Калуги, Одоево.
Блюментрит в книге «Роковые решения» пишет: «Русские медленно расширяли брешь между 2-й танковой армией и 4-й полевой».
О потере 2-й танковой армией связи с 4-й и о крайней опасности бреши между ними пишет и автор «Истории Второй мировой войны» К. Типпельскирх[64].
Мною уже было отмечено, что к исходу 19 декабря 328-я дивизия 10-й армии и корпус генерала Белова оторвались от главных сил 10-й армии на 10–12 км к западу в направлении Одоево. Еще дальше к этому времени были левофланговые дивизии 50-й армии – 413, 217 и 290-я. К исходу 21 декабря они овладели районом Ханино, Суворово и подошли к Одоево. Сильная войсковая группа 50-й армии в составе трех дивизий во главе с генералов В.С. Поповым в те же дни быстро продвигалась от Тулы к Калуге и 21 декабря прорвалась к ее восточным окраинам.
Гудериан не мог оказать помощи своему 43-му армейскому корпусу, не мог ликвидировать и образовавшийся прорыв в стыке с 4-й армией. Под ударами 10-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского корпуса и 61-й армии 2-я танковая армия все время должна была отступать в невыгодных для себя условиях. В связи с этим Гудериан стал настойчиво требовать разрешения отвести свою армию на оборонительный рубеж по рекам Зуша и Ока. По этому вопросу его вызвал к себе Гитлер. Гальдер записал 20 декабря в дневнике:
«Многократные переговоры с фон Клюге. В его неоднократных ходатайствах об отходе отказано. Гудериан, имевший намерение планомерно отходить, получает контрприказ. Разговор фюрера с Гудерианом после моего доклада фюреру»[65].
Сам Гудериан по поводу вызова к Гитлеру 20 декабря говорит, что беседа продолжалась 5 часов и что за эти часы он, Гудериан, отстаивал перед Гитлером свое намерение отвести 2-ю танковую и 2-ю полевую армии на рубеж рек Зуша и Ока.
«Я доложил ему, – пишет Гудериан в своих воспоминаниях, – что отход уже начат и что впереди указанной линии вдоль рек Зуша и Ока отсутствуют какие-либо рубежи, которые были бы пригодны для организации длительной обороны. Если он (Гитлер. – Ф.Г.) считает необходимым сохранить войска и перейти на зиму к обороне, то другого выбора у нас быть не может.
Гитлер: В таком случае вам придется зарыться в землю и защищать каждый квадратный метр территории!
Я: Зарыться в землю мы уже не можем, так как земля промерзла на глубину 1–1,5 м, и мы со своим жалким шанцевым инструментом ничего не сможем сделать.
Гитлер: Тогда вам придется своими тяжелыми полевыми гаубицами создать воронки и оборудовать их как оборонительные позиции. Мы уже так поступали во Фландрии во время первой мировой воины»[66].
Все же Гудериану пришлось отводить свою армию на рубеж этих двух рек. Причем отводить, не получив на то разрешения сверху! За это Гудериан был обвинен в самовольстве и неподчинении приказам высших командных инстанций. К тому же его обвинили в том, что он слишком сильно эшелонировал в глубину оборону своей армии[67]. Действительно, он уже отвел: в район г. Орел управление 24-го танкового корпуса и 4-ю танковую дивизию, к Мценску – 3-ю танковую дивизию, к Черни – 29-ю моторизованную дивизию. А ведь от Плавска до Орла – 115 км, до Мценска
