1
В «обезьяннике» сидел какой-то взвинченный тип. Он встретил Николая угрюмо, но как только дверь решетки затворилась, подобрел и спросил: «А тебя за что, браток?»
– Не знаю.
– А меня за говна моток! – в сердцах признался тот громко, чтоб слышали милиционеры. – За то, что я моток медного электропровода со старой опоры ЛЭП домой принес. За это вот у нас и сажают! Из поселка Бежеляк я его, понимаешь, стащил. Он там никому не нужный висел. А я его для дела приспособить думал.
– Так, я не понял. Че это за базар! – огрызнулся дежурный на входе в ОВД.
– Люди у нас, понимаешь, гибнут за металл! – сказал «кабельных дел мастер» упавшим голосом и спросил новичка: – Тебя как зовут?
– Николай.
– А я Володька. Володька Нардинов. Тоже за ерунду?
– Я даже не знаю, за что.
– Вот-вот. Это их, ментов, дело: поймать, швырнуть в «обезьянник», а там трясти, пока чего-нибудь не вытрясут. Эй, начальник, ну когда меня это… освободят?
– Не знаю когда. Чины пусть решают. Я что? – нарочито лениво ответил дежурный и даже зевнул для убедительности. А потом как бы между прочим сообщил: – Только вот тот, кто твое дело ведет, он дня на два в отпуск к теще уезжает – в Каменск-Уральск. Значит, коптиться тебе здесь еще долго.
– Слышал, что он сказал? А? – завелся Нардинов. – Слышал? Можно год тут выть, а песня у них одна и та же. Это у них называется взятку выманивать. У меня дело плевое. В худшем случае подписка о невыезде, а после разборки – административное нарушение в приговоре, а они… Жлобье ментовское! Да я в следующий раз не кабель, я банный котел стащу…
2
В комнате для допросов их было двое: милиционер помоложе бесстрастно завел протокол, записав самые общие данные, а тот, что посолиднее, покрупнее, будто знал приговор, но смотрел на Николая с сочувствием. Когда занесли данные, пожилого позвали к телефону в дежурку, и майор Бабун величаво вышел.
Задержанный остался с мрачным капитаном Соловухой. Тот предложил закурить, а сам, примостившись на подоконнике, принялся буравить взглядом подозреваемого, сидевшего перед столом.
Выбритая, круглая, немного приплюснутая сверху голова милиционера блестела биллиардным шаром, кожа имела какой-то зеленоватый отлив, а глазки были маленькие, колючие. Капитан был не в духе и не скрывал этого.
– Знаешь что, Коля, у нас тут, в глухомани, жизнь не та, что в больших городах. Здесь не до любезностей. На земле работаем – в территориальном отделе. Работа трудная, опасная, неблагодарная. Сегодня, например, случай – есть у меня молодой, сообразительный подчиненный. Надежный, непьющий кадр, а у меня вдруг вакансия образовалась. Я его агитирую. Говорю – может, попробуешь пойти на должность завотделения? По званию повысят, летюхой станешь, зарплата будет приличная. К отпуску дней пять добавим… А он мне: нет, говорит, не пойду. И правильно решил, между прочим: рабочий день не нормирован, подъем по телефонному звонку, геморрой за геморроем, а благодарности… А благодарности у нас не бывает.
И тут Соловуха вдруг дико завопил: «А ты знаешь, что такое уголовный розыск?! Там, как мы с тобой, церемониться не будут! Как врежут по зубам или, знаешь, заставят сесть на корточки и голову руками обхватить! Да. А между сгибами локтей и колен просунут крепкую такую палку – древко от совковой лопаты. И подвесят тебя на этой палке между двух большущих сейфов. А потом как начнут шарашить по голым пяткам. Больно, очень больно. Поэтому лучше ты уж нам все расскажи – и тогда просто камера, урки. Зато никаких физических нагрузок. А? Соображаешь? Да что ты уперся-то, мудило грешный?!»
– Толик, ну зачем ты так? Не интеллигентно! – осудил коллегу вернувшийся пожилой напарник.
