был виден, как на ладони. Во-вторых, и это самое главное, место словно нарочно было создано для высокой выработки. Здесь Алеше не приходилось стоять и ждать подхода пустой конвейерной тележки, чтобы выставить форму, после выбивки все тележки шли пустыми.
Год тому назад Алеша начал воевать за это место, за первый станок.
Когда он пришел в цех, мастер поставил его на самый последний станок, туда, где уже начиналась площадка заливщиков. Конвейер всегда был заполнен опоками, выставленными с предыдущих станков. Приходилось подолгу ждать, пока подойдет свободная тележка. «Чорта с два здесь дашь высокую выработку!» — решил Алеша, чувствуя, как колеблется его мечта — отличиться на заводе высокой выработкой. Об этом он думал еще в ремесленном училище.
После смены он обошел всю линию формовочных станков и начал присматриваться к работе формовщика на первом номере. Это был высокий статный парень, в лихо сдвинутой на затылок карликовой кепочке. Из-под вздернутого козырька свешивалась кудрявая чолочка светлых волос. Прядка почти закрывала глаз, мешала работать, но парень даже не пытался заправить ее под кепку. «Нарочно выпустил», — подумал Алеша. Небрежно облокотившись на станок, парень курил толстую и длинную папиросу.
Был он такой же чумазый, как и все формовщики, но небрежная поза, толстая папироса и кудрявый чубчик на лбу не понравились Алеше. «Поставили же такого форсуна на хорошее место!»
Проходя мимо в следующий раз, Алеша опять взглянул на парня. Тот уже работал. Но что это была за работа! Ворочался он медленно и осторожно, словно ему на голову поставили лукошко с сырыми яйцами, позевывал, часто посматривал на цех. Иногда и совсем переставал работать, задумчиво разглядывая толстое и гладкое кольцо на черном, запыленном землей, пальце — не то медное, не то золотое. А мимо него шли и шли пустые тележки!
«Ворочается, ну, чисто медведь! Никакого интереса к работе», — с неприязнью подумал Алеша.
Он нашел Клаву Волнову и привел ее посмотреть, как работает первый номер. Клава смотрела и не могла понять, почему так волнуется молодой формовщик.
— Это Гриша Малинин. Работает, правда, неважно… — А место-то у него какое, обрати внимание.
Клава присмотрелась. Вереница тележек, сделав поворот у выбивки, здесь шла совершенно пустая.
— Пожалуйста, на любую тележку можно ставить форму! Ни секунды простоя! — горячо говорил Алеша, склонившись к уху девушки.
— Чего ж ты хочешь, не понимаю?
— Поставьте меня на это место. Честное слово, покажу класс!
— Ах, вот что! — Клава подумала… — Хорошо, мы решим на бюро.
Такого ответа Алеша не ожидал. При чем тут бюро, когда вполне достаточно поговорить с начальником пролета?
Оказалось, Клава хитрила: она еще плохо знала Алешу и хотела, чтобы он не ей, а всему комсомольскому бюро обещал показать высокий класс работы на первом станке первого конвейера.
Бюро согласилось с мнением секретаря. Решили просить начальника пролета, Николая Матвеевича Соломина, перевести Алешу на первый станок. Его обещание полностью использовать выгоды новой позиции записали в протокол. «Так крепче будет!» — сказала Клава, значительно посмотрев на Алешу. «Болте ответственности, повышается интерес…»
Алеша понял клавину хитрость и усмехнулся: «Вот ты какая!» Впервые он внимательно посмотрел на эту невысокую, худощавую, белокурую девушку, с серьезным лицом сидевшую на председательском месте…
Утром Клава сама повела Алешу к первому станку. Малинин не начинал еще работать — он вытирал свое кольцо о рукав комбинезона и любовался его блеском.
— Слушайте, Малинин! — строго сказала Клава. — По распоряжению Николая Матвеевича вы переходите работать на последний станок. На ваше место встанет этот товарищ.
Кажется, она ожидала, что парень начнет возражать и спорить: как, почему, за что? — и уже готовилась заявить ему, что руководство цеха поручило ему самое боевое место, а он не хотел оправдать доверия…
Но Малинин насмешливо посмотрел на них и тут же согласился:
— Пожалуйста, сколько угодно! А то здесь жарковато…
«Подумайте, какой неженка!» — хотел сказать Алеша, но промолчал. И хорошо сделал, что промолчал: через час работы он убедился, что новое место при всех преимуществах имеет и большие недостатки.
В нескольких метрах от первого станка выбивщики разбирали опоки. Багровые отливки источали сухой и острый жар, горячий воздух так и накатывался волнами на работающего формовщика. Глаза заливал пот. Алеша едва успевал их протирать. Жар донимал. «Ведь вот как коряво получилось! — думал Алеша. — Сам напросился на первый станок, сам надавал кучу обещаний, а тут такая неожиданность!» Он взял себя в руки, не поддался расслабляющей жаре и добился-таки своего: выставил за смену 162 опоки, на десяток больше нормы. Трудновато пришлось, но на последнем станке ему бы и этого не сделать.
Клава была довольна, пожала ему руку. И все же вид у Алеши был хмурый, сосредоточенный. «Злится парень! — решила Клава. — Кажется, я его самолюбие царапнула. Подумаешь, какой гордец!»
Алеша не злился. Он придумывал средство против жары.
После смены ушел на склад железного лома и дотемна рылся в груде старого металла. Нашел два листа основательно помятого железа, притащил их в цех, долго расправлял молотком. Когда сменщик ушел на обеденный перерыв, Алеша поставил около стайка две стойки, закрепил на них листы и таким образом соорудил перегородку, отделявшую рабочее место от выбивки.
Он посмотрел, как начал работать сменщик, попробовал поработать сам — жар был куда меньше.
— Здорово ты смекнул! — одобрил сменщик Витя Щелкунов. — В самом деле спокойнее стало работать.
— Давно бы смекнуть надо! — удовлетворенно проговорил Алеша. — Теперь поработаем — будь здоров!
Утром начались неожиданные неприятности.
Подошел Николай Матвеевич, начальник формовочного пролета. Алеша с любопытством покосился на него: интересно знать, одобрит или разругает за такое новшество?
Высокий, плечистый, Николай Матвеевич с минуту стоял рядом с Алешей, молча курил и щурился: дым папироски попадал ему в глаза. Потом поджал губы и сердито сказал:
— Кто поставил сюда эту гадость?
Алеша вспыхнул. Николай Матвеевич в упор смотрел на Алешу.
— Я поставил.
— Сам?
— Сам.
— Самовольно?
— Выходит, самовольно.
— Зачем?
— Невозможно было работать: жар с выбивки. Какую же тут выработку дашь?
Николай Матвеевич помолчал.
— Нельзя уродовать пролет разной дрянью… Снять!
— Николай Матвеевич! — возмутился Алеша. — Товарищ начальник!
— На то я и начальник, чтобы не позволять никому своевольничать в пролете. Почему ни с кем не посоветовался?
Он резко повернулся и ушел.
Два дня Алеша мучился и переживал.
Понятно, надо было посоветоваться, спросить разрешения, оформить все, как полагается. Но ведь ничего плохого не получилось. Наоборот, оба сменщика довольны перегородкой, не нахвалят алешину выдумку.
Правда, перегородка нескладная, работа топорная… Ну и что же? Во-первых, дело не в красоте, а в удобствах, которые она дает. Во-вторых, пусть дадут ему металлические стойки, хорошего
