в сумочку.
Она меня остановила:
– Деточка, да ты что, какие деньги? Утром позавтракаем, я вас провожу на катер.
Утром меня разбудили. Волосы у меня были длинные, и я еще с вечера накрутила их на самодельные бигуди – бумажки с тряпочками, ничего другого у меня не было. Прихорошилась. Я же ехала на первую свою работу. Достала наряд, который мне из Польши привезла Света Каргинова, моя подруга по университету. Она вышла замуж за поляка и мне подарила такой салатовый свитерок и широкую вельветовую юбку – зеленую, а на ней два желтых кармана.
Вот я в зеленой юбке с желтыми карманами. Волосы покрашены зеленкой и завиты. Туфли на шпильках. Ресницы намазаны фиолетовой тушью, которую делали из мыла и пузырька чернил. Я оглядела себя в зеркало и себе понравилась. Я ехала во взрослую жизнь. На свою первую работу. Случилось это 1 октября 1959 года. И важно мне было не опоздать на работу. Иду садиться на катер. Много народу. Надо мной все смеются.
– Ты чего так вырядилась?
– Я же на первую работу еду.
Какая-то женщина говорит:
– Да отстаньте вы от нее! Ничего, как-нибудь доберется. Только тебе там по грязи идти трудно придется.
Поплыли. Я вышла на палубу катера, смотрю, горы, сопки кругом. Красиво. И тут я рассмотрела эту шугу – месиво изо льда, снега и воды. И все это колышется. Вдруг поднялся ветер, весь лиман взбудоражился. Нас стало относить в другую сторону. Я испугалась, прижалась к стойкам.
Мы причалили на противоположном конце Анадыря. Пристань махонькая. Грязь по колено. А нужно пройти огромное расстояние до «Советской Чукотки». А я в туфлях на шпильках. Причем нет никакой палки, и ее нигде не найти. Но я не растерялась. Ногу поднимаю, туфельку снимаю, переставляю вперед. И вот так, переставляя, ползла довольно долго. Пальто было все в грязи, ноги все в грязи. Чертов чемодан светлый – тоже в грязи, его никуда не деть, он тяжелый. И вдруг какая-то женщина выглядывает. Я говорю:
– А можно я у вас оставлю чемодан?
Она схватила мой чемодан, говорит:
– Давай, деточка, – и унесла.
Дальше я уже с туфельками только справлялась.
Добралась до деревянного здания. Там большая вывеска «Советская Чукотка». Открываю дверь. Женщина какая-то с порога кричит:
– Вы куда?
– Я здесь работаю.
– Вы кто такая?
– Я буду здесь работать.
Она закричала:
– Посмотрите, фифа явилась какая-то!
Сбежался народ. Я говорю:
– Достаньте у меня, пожалуйста, из кармана мой диплом и бумагу – направление в газету «Советская Чукотка».
Они достали. В это время открылась какая-то дверь. И они все притихли. Я поняла, что главный кто-то идет. И говорит им:
– А ну-ка, дайте мне бумагу.
Прочитал и приказывает:
– Всем разойтись по местам, а вы, – он обратился к двоим, – возьмите Изабэллу Куркову и приведите ее в порядок.
Я по дороге какое-то зеркало увидела. Близко подошла, посмотрела – ни одной кудряшки на голове. Вся тушь с глаз по лицу размазана. Нечто жуткое совершенно. Пальто в пятнах.
Меня завели в какую-то комнату. Сняли с меня юбку, дали другую. Принесли резиновые сапоги. Пальто отмыли. Унесли сушить. Я вся мокрая стою. Померк мой наряд желто-зеленый.
Мне говорят:
– Иди теперь к главному редактору, Борису Моисеевичу Рубину.
Я стучусь в дверь:
– Можно я войду?
– Заходи, становись сразу к печке, хоть высохнешь.
У него в кабинете топилась печка, я прислонилась к ней, стало тепло, хорошо. Рубин говорит:
– Ну, рассказывай.
– А что рассказывать?
– Где твои вещи?
– По дороге где-то оставила. Потому что мне их было не донести.
– Так, ну ладно, давай, выпей кофе, сейчас принесут тебе. Я из дома взял бутерброды. Потом я тебя провожу. У нас гостевой домик есть.
Мы пошли с ним. И он меня спрашивает:
– А где чемодан-то ты оставила?
– Не помню.
– Как «не помню»? В той стороне или в этой?
– Не знаю.
– Куда ты причалила?
– Вот мы плыли, а потом нас отнесло туда, где маленький пирс. Да бог с ним, с этим чемоданом, подумаешь, там тряпки какие-то пропадут. Не нужен он, я обойдусь без него. Что-нибудь придумаю.
Я шла уже в резиновых сапогах, все хорошо было. Я не знала тогда, что на Чукотке одежду не купить. И вдруг та самая женщина сама увидела нас и кричит:
– Девочка! Вот твой чемодан.
Рубин взял мой чемодан, уже вымытый заботливой рукой, и мы с ним пошли в гору. Сопки кругом. Дома на горушках.
– А почему меня фифой ваши назвали?
– Ну, пошутили.
– Наверное, из-за имени. Что за имя – Изабэлла. Я его терпеть не могу. Когда мы проходили в школе про Изабэллу и Фердинанда, мне придумали даже такое имя – Бэлла-Изабэлла Фердинандовна Куркова. И до самого конца школы так дразнили. Что за имя! Надо от него отказываться. Куркова не может быть Изабэллой. Помогите мне, пожалуйста. Лучше буду я просто Бэллой.
– Ладно, завтра утром поговорим, попробую помочь.
И помог. Он куда-то сходил с моим паспортом, и мне выдали новый с именем Бэлла. Но это я вперед забежала…
А тогда, в первый день мой в Анадыре, мы с Рубиным подходим к симпатичному домику.
– Вот гостевой дом, располагайся, приводи себя в порядок. А завтра утром, часов в десять, появляйся в газете. Все будем решать.
Я вошла, села. На столе для меня лежали свертки с едой. Чайник стоял, плитка. Все было. И тут я наконец поняла, как я оскандалилась. Я не знала, как завтра скажу такому хорошему человеку, как Рубин, что я его обманула, что не хочу работать в Анадыре. Что я хочу в Певек. Что все свои теплые вещи уже туда отправила. Что он подумает? Что я аферистка какая-то. И что теперь с этим делать? А если не захотят меня послать в Певек?
Было грустно. Потом что-то дико завыло. И какой-то ветер стал крутить. Боже мой, что происходит? Темень, крики. Только на следующий день Рубин мне объяснил, что рядом находится колхоз Ленина, и это там ездовые собаки выли. Они в это время воют обычно.
Кое-как я до утра дотянула. Умылась, привела себя в порядок. Хорошо, в чемодане нашлось, что надеть на себя попроще. Волосы косыночкой закрыла. И пошла в «Советскую Чукотку». Прихожу – пусто. Но одна дверь приоткрыта. Я поняла, что это кабинет Рубина. Я постучалась, он говорит:
– Входите.
Я вошла, поздоровалась, он в ответ:
– Ну, давай будем завтракать. Кофе или чай?
– Кофе.
– Рассказывай, кто родители, кто да что.
Я ему говорю все
