снова рассмеялась Тереса. – Все овечки останутся в стаде и целехонькими вернутся!
– Это именно то, что хотелось услышать. Теперь прошу прощения, мне надо ехать, постараюсь к обеду вернуться.
Из кармана пиджака Феликс достал портмоне, вынул пару купюр и положил на стол.
– Э! – возмутился Гера. – Мы же договаривались, что за всё платим сами!
– Дома сочтемся.
Выйдя из-за стола, Феликс направился к входу в гостиницу. Тереса проводила любопытным взглядом его прямую спину и сказала:
– Эффектный какой мужчина. Спортсмен, артист?
– Нет, – улыбнулась Арина. – Почему вы так решили?
– У него осанка тореро, мог бы стать звездой корриды с такими данными. Он ваш начальник?
– Директор, – ответила Алевтина, – мы детективное агентство. А это наши друзья – капитан полиции Мухин Дмитрий Алексеевич и врач-реаниматолог Инна Шульга.
– Будущий врач, – поправила Инна, – еще учусь.
Тереса удивленно приподняла брови и обвела более внимательным взглядом присутствующих за столом: благообразного вида старик с пышной седой шевелюрой в рубашке-гавайке, синеглазая девочка-ромашка с белыми косичками, красивый интеллигентный парень с умными глазами пронзительно-зеленого цвета, приятная дама с пышной прической, крепкий, коротко стриженый мужчина средних лет, похожий на бывшего военного. Круглолицый, веснушчатый капитан полиции выглядел слегка помятым и сонным, в отличие от будущего врача-реаниматолога – симпатичной кареглазой шатенки в очках, свежей и веселой.
– Ох, ничего себе! – воскликнула Тереса. – Как повезло с туристами! А директор случайно не испанец? Очень похож, да и говорит чисто, без акцента.
– Да, он из Толедо, – брякнул Герман, но тут же сам себя поправил: – В смысле, родственники его, дальние, корни оттуда.
– Прямо джек-пот какой-то! – хлопнула в ладони женщина. – На прогулке обязательно всё-всё-всё расскажете!
– Прямо всё-всё рассказать не сможем, но кое-чем поделимся, конечно, – улыбнулся Гера.
Поднявшись в номер, Феликс сменил костюм на летние брюки, светлую рубашку, обновил солнцезащиту на руках и лице. Кожа медленно, очень медленно привыкала к ультрафиолету. После достал со дна большой дорожной сумки увесистый футляр из рыжей кожи, местами потемневшей и потрескавшейся от старости, и пустую матерчатую сумку поменьше. Положив в нее футляр, мужчина перекинул через плечо длинный ремень и пару минут стоял, разглядывая дверь, словно раздумывал, не забыл ли чего. Затем вышел в коридор и направился к лестнице.
Столик под зонтом в кафе пустовал, команда уже отправилась на прогулку со своим экскурсоводом. Обогнув здание, Феликс направился к дороге, где в ожидании клиентов стояло несколько такси. Он сел в машину, назвал адрес и велел остановиться по дороге у лучшего цветочного магазина.
– Только цветочный магазин? Конфеты, шампанское, кружевные подарки не понадобятся? – лукаво улыбнулся молодой водитель.
– Только цветы, – сухо ответил пассажир и больше не проронил ни слова.
Ехать предстояло на северо-запад в Монклоа-Араваку, в один из самых престижных районов, где находилась резиденция премьер-министра Испании. Расположившись на заднем сидении, Феликс смотрел в окно. В стеклах его черных очков менялись отражения преображенных улиц Мадрида. Словно временным взрывом по всему городу разбросало архитектурные фрагменты его детства и юности. Некоторые были вполне узнаваемы, а что-то почти полностью утонуло в современной пестроте. Феликс наблюдал обновленный Мадрид и не чувствовал никакой связи с ним.
Когда такси притормозило у цветочного магазина, мужчина вышел и вернулся с букетом гардений – без упаковки, только лентой перевязанные стебли с темно-зелеными глянцевыми листьями и крупными белоснежными цветами. Он положил букет на сидение, салон наполнил дивный аромат, водитель снова улыбнулся, хотел что-то сказать, но посмотрел в зеркальце на пассажира и передумал. Слишком уж отчужденный вид был у него, даже странно, что на свидание сеньор ехал с таким холодным лицом и настроением.
Отражения улиц вновь поплыли в стеклах солнцезащитных очков, но яркий, сладкий аромат букета «жасминовых роз» пробуждал иные воспоминания, и перед глазами Феликса возник совсем другой город. Он видел серый, разрушенный бомбежками ноябрьский Лондон тысяча девятьсот сорок второго года. Начало второй мировой войны застало его в Англии. Все необходимые дела он завершил еще в сентябре, можно было уезжать подальше от бушующего безумия повсеместного разрушения, но Феликс не торопился. К тому времени в нем настолько остыл интерес к жизни, что оставалось рассчитывать на воскрешающую силу войны. Он часами бродил по улицам под бомбежками, смотрел, как осыпаются дома, проваливаются прямо на дорогах машины, падают в воронки двухэтажные автобусы, и ощущал абсолютную гармонию с происходящим. Энергия войны постепенно заполняла чудовищную внутреннюю пустоту, но всё равно чего-то не хватало, какого-то штриха, необходимого фрагмента.
Однажды поздним вечером Феликс увидел ее на одной из центральных улиц, где соблюдая светомаскировку, на свой страх и риск продолжали работать магазины и рестораны. Девушка лет двадцати в тонком светлом пальто и шляпке, с платиновыми кудрями до плеч, с ярко-алой помадой на слегка припухших, по-детски капризных губах, с ниткой крупного жемчуга на длинной изящной шее, куда-то шла, быстро стуча каблучками. Двигалась она красивой, танцующей походкой, с горделивой осанкой, вздернутым острым подбородком, и походила на цветок гардении, которым невидимая рука проводит по темным, застывшим от предчувствия беды улицам, чтобы дать им немного надежды.
Феликс последовал за девушкой, заговорил и вскоре они уже сидели в маленьком ресторанчике. Бертина была из семьи преуспевающих фарфоровых мануфактурщиков, мать умерла еще до войны, отца не стало год назад. Вся родня уехала в эвакуацию, а девушка наотрез отказалась покидать Лондон. Ее дом задело бомбежкой, но Бертина осталась жить в уцелевшей части. Она намеревалась во что бы то ни стало дождаться конца войны, восстановить дом и продолжить семейное дело. Необыкновенное мужество и сила духа хрупкой, нежной красавицы впечатлили Феликса. Мужчина снял для нее квартиру и забрал из полуразрушенного, непригодного жилья. Каждый раз, когда получалось отыскать гардении, Феликс привозил ей корзины восхитительно ароматных цветов. С момента их знакомства война исчезла из жизни Берти. Вокруг нее воцарилась светлая тишина и настоящая, не иллюзорная безопасность, которую каким-то непостижимым образом умел создавать Феликс.
Бертина любила его так глубоко и преданно, так чисто, искренне вверила ему свою жизнь и судьбу, что Феликс решился на ответную откровенность и однажды рассказал, кто он такой и почему они никогда не гуляют вместе в светлое время суток. Новость, что ее возлюбленный вампир, ничуть не повлияла на чувства девушки. Бертина отнеслась к этому с детским любопытством, расспросила подробности и сходу попросила сделать ее такой же, чтобы они никогда не расставались в вечности. Феликс наотрез отказался, но упрямство юной англичанки и тут сыграло свою роль.
Как-то после пары бессонных суток Феликс провалился в такой глубокий сон, что Бертина смогла проколоть вену на его руке и попробовать
