проникло в десяток квартир высотки. Дождь не прекратился и за горизонтом поднялась радуга в четыре ярких полосы. Из окна это выглядело также, как смотреть на картинку через монитор. Как, если хочешь кого-то обмануть и фотографируешь море, сидя на продавленном кресле у монитора, прежде чем откроешь браузер и наберешь слово из пяти букв, начинающееся на «П». В мире кредиток и визиток, никогда не хватает времени на себя. Если успеваешь за кем-то, то считай, что рабочий день удался, если успеваешь за несколькими, то считай, что преуспел на учебе. А, если тебе удается и, то и другое, то значит ложишься рано и встаешь раньше всех, но все равно времени на себя не оставляешь. Безделье, пьянство, наркомания – тоже труд, наравне с остальными, но делается исключительно для себя, поэтому не имеет оплаты в денежном эквиваленте. Всё, что для себя – без оплаты, для других – с оплатой, но это всё отнимает время, которое у всех одинаковое.
На рабочем столе всегда порядок, не то, что в мыслях. Чувства тоже стали мешаниной, но с ними хотя бы не стараюсь бороться. Возможно сегодня этот белый лист документа я замараю парой предложений, которые мне понравятся. Живой истории не выходит, но возможно, как беллетрист я смогу что-то придумать, приврать. Не назову совсем враньем то, что я делаю, ведь сочинительство не собирательный образ фактов, а лишь часть фактов на бобину вымысла. Берешь удочку, катушка – вымысел писателя, крючок – факты из жизни, червяк – немного правды и закидываешь в океан с маленькой рыболовецкой шхуны. А дальше ждешь, когда нужно будет вовремя подсечь и вытащить свой неизбитый и оригинальный сюжет, который станет твоей отправной точкой в несколько месяцев бессонной разделки бестселлерового тунца.
Вспоминаю строчки из стихотворения:
В этом городе нету бокалов,
Каждый пьет из разбитой души.
Каждый пятый не знавший обмана,
В совершенстве обучен во лжи.
В чистом блокноте ни одной записи. Страницы пахнут, как новая книга. Щелкаю ручкой в воздухе. Затем снова и снова. Пытаюсь разрезать пустоту тонким лезвием с чернилами. Прорезать путь. Хотя на деле выглядит, как судорога большого пальца.
– А ты можешь перестать щелкать?
– Могу, но не хочу.
– Твоё щелканье действует мне на нервы. По мозгам мне стреляешь.
– Это же не пистолет, чтобы стрелять по мозгам, а обычная ручка.
– Я прошу тебя прекратить. Ты не видишь, что я занята и пытаюсь закончить работу, которую мне нужно сегодня вечером уже сдать.
– Я вижу, что ты что-то пытаешься, но, как тебе мешает моя ручка? Я ведь не лезу в твою работу с исправлениями своей ручкой или не отобрал у тебя ручку, чтобы саботировать твою работу своими щелчками. Что тебе мешает?
– Ты мне мешаешь! – Катя заводится с пол-оборота. – И твоя вечная апатия. Ты, как будто один в квартире и никого не видишь. Ведешь себя, как придурок, у которого не получается что-то сделать, и он ушел в себя, чтобы вообще ни с кем не общаться.
Заканчивая фразу в движении, она вскочила с дивана и ушла.
Нда, как будто я во всем виноват? Но в принципе хорошая идея. Надо записать: «Затвор шариковой ручки напоминает выстрел. Одиночный, глухой, последний. Такой, что оставляют для себя, а не для мести или злобы. Этот выстрел – шанс закончить одну из своих главных историй даже не проставив ни одной точки или запятой. Сделать щелчок и оставить после себя лишь бесконечную тоску и сожаления. Чужие причитания о твоей жизни и ни капли сострадания. Лишь тоску о том, что ты эгоистичная сволочь, что принял решение, которое зреет в каждом депрессивном уме, но только у тебя перешло в смелость совершить поступок – закончить с блядским миром на своих условиях».
Нет, слишком мрачно. Удалить.
И уже несколько месяцев подряд я натыкаюсь на одно и тоже препятствия. Дальше двух предложений не могу уйти. Сюжет не простраивается в далекое странствие в моей голове, не вижу яркой вспышки, с которой мне приходили картинки будущего сюжета и я, словно опьяненный придумывал мир, сидя с бумажкой на коленке. Такие моменты приносили мне удовольствие, ведь их не приходилось контролировать, ты просто наблюдаешь, как водопад сам создает естественное падение. А сейчас я только удаляю то, что невозможно простроить в путь. То есть всё.
Возможно, моя ошибка в том, что я так и не начал вести дневник. Обычно дневник ведут, чтобы отмечать свои самые неудачные моменты жизни и выплакаться, а мне нужно было вести дневник и отмечать моменты приходящего вдохновения. Выписывать в него всё, что заставило мою фантазию ловить неизвестные сигналы далеких ненаписанные сюжетов. Отмечать своё внутреннее состояние, что со мной происходит, может там всего один момент позволил пожару мыслей разгореться до масштабов катастрофы, а я этого не запомнил и тем более не записал. Так и остаются забытыми эти моменты, что играют большую роль в жизни. Я помню, как рождались мои самые лучшие тексты, где я примерно был, но ряд мелочей уже не могу вспомнить: музыку, эмоции, о чем думал, или о ком.
Эмоции всегда дороже, сколько бы ты не платил за события. Всё, что возможно купить за одну поезду в метро или билет в кассе, удорожает будущая эйфория, которую ты можешь получить взамен этого. А где же в быту эти эмоции? Всё, что называют обыденностью – всегда приторное и безвкусное, не имеет цвета и оттенков. Это что-то постоянное, местами колючее и пахнет освежителем вперемешку с лаком для волос. В обыденность возвращаешься переждать грозу, а туда, где есть хоть небольшая плата идешь, чтобы эту грозу создать, а потом промокнуть до самых трусов, но остаться довольным. Сейчас же я, что там, что там не ощущаю ничего. Будто стою посреди города без указателей и номеров и понятия не имею куда идти, где нужное мне место. Может в первом доме от меня, а может в четвертом на следующем перекрестке.
На меня просто нашла ТОСКА. День стал похож на предыдущий, завтрашний будет, как тот, что еще только случится через месяц. И любовь больше ни о чем мне не говорит. Все самые лучшие тексты писались в состоянии влюбленности или её неразделенности. А, когда ты внутренне устал, то о каких чувствах может идти речь? Тебе себя то становится тяжело любить, не то, что кого-то близкого. Да и кто теперь ближе: Ручка или Катя? Они
