Как же он был глуп.
Как же он дал ей себя обмануть.
– Ты думаешь, я не узнала тебя с самого начала? – продолжила она, чуть наклоняя голову, её пальцы всё ещё сжимали его руки. – Думаешь, я не догадалась, что ты пришёл сюда не для того, чтобы танцевать со мной?
Гнев вспыхнул в его груди, но он не мог сделать ничего.
Она победила.
И хуже всего было то, что ему это нравилось.
– Так что теперь? – спросил он, улыбаясь одними уголками губ. – Ты сдашь меня?
Она наклонилась ближе, её дыхание обжигало его кожу, её губы почти касались его губ.
– Теперь… – сказала она, и в её голосе была нежность, от которой у него по спине пробежали мурашки, – Теперь мы оба знаем, кто кого поймал.
И в следующее мгновение её губы накрыли его.
Не поцелуй мести.
Не поцелуй злости.
Не поцелуй войны.
А поцелуй неизбежности.
Поцелуй, который говорил: мы одинаковые.
Поцелуй, который говорил: теперь нам уже не выбраться.
Она продолжала целовать его, и он чувствовал, как в этом поцелуе перемешались все их войны, все их победы, все их поражения. Всё, что они когда-то говорили друг другу, каждое слово, произнесённое в споре, каждое обвинение, каждую насмешку, каждый взгляд, полный презрения, – всё это теперь кипело между их губ, между их телами, между их сердцами, бьющимися в одном ритме.
Но её пальцы не ослабляли хватки.
Её рука всё ещё сжимала его телефон.
Она не собиралась его отпускать.
Он это понял.
И в тот же момент понял ещё кое-что: он тоже не собирался её отпускать.
– Что теперь? – прошептал он, его губы едва оторвались от её.
Она медленно выдохнула, не отстраняясь.
– Теперь ты скажешь мне правду.
Он усмехнулся.
– А если я лгу?
Её глаза блеснули.
– Тогда мне придётся проверить.
Он смотрел на неё и не мог решить, была ли она сейчас его врагом, его партнёром или чем-то большим.
Он не мог решить, сдать ли ей всё, что знал.
Он не мог решить, что будет, когда эта ночь закончится.
Она тоже этого не знала.
Но одно было ясно:
Теперь они были связаны.
Теперь маски действительно упали.
И никто не мог сказать, что будет дальше.
