того же Окавы Сюмэя. Тем не менее учение Ленина охватило миллионы умов. Получается, дело было не в идеях, которые он излагал. Марксизм тут ни при чём: марксистов сейчас даже у нас больше, чем нужно. И то, что Ленин был революционером, ни при чём — Россия не первая и не последняя страна, где произошла революция, и уже во времена Достоевского в ней хватало революционеров. «Всё дело в том, что, — так пишет Горький, — Ленин исхитрился помешать людям жить привычной для них жизнью так сильно, как никто не смог до этого».
— Получается, это как бы Совершенномудрый Правитель из книги Лао-цзы — только наоборот? Этот сидит и распространяет силу дэ, а тот шумит и распространяет скандалы?
— Именно так.
— И поэтому вы думаете, Окава Сюмэй — тайный коммунист?
— Это невозможно, потому что Окава Сюмэй вообще не способен хоть что-нибудь скрыть. Он, напротив, — из тех, кто всю дурь на страницы вываливает. Он похож на Ленина тем, что поднимает шум, где бы ни появился. Шум и скандал — вот главная его политическая стратегия, а не коммунизм или даже какая-нибудь ультраправая идея. Я изучил его биографию — настоящую, не ту, что в конце книг печатают, — и обнаружил, что он придерживался этой стратегии даже в школьные годы. Поэтому, к сожалению, профессор Окава Сюмэй — заметный деятель нашего времени. Думаю, мало кто в стране согласен с его идеями. Я даже думаю, мало кто в стране способен понять его идеи — включая самого автора. Но очень многие, очень многие люди, включая членов правительства, считают, что в его идеях что-то есть, видят в них что-то себе близкое. А ещё — что у такого великого мыслителя должны быть десятки тысяч фанатичных последователей… Неудивительно, что за границей его боятся всё больше и считают главным идеологом нашей возрождённой Империи, автором самой идеи Восточноазиатской Сферы Совместного Процветания. Вот почему я должен спросить тебя, как крупного каллиграфа — причём каллиграфа, который следует путём древних и использует каллиграфию для магии, а не оформительства… Я хочу знать три вещи: может ли это ему навредить, может ли это его защитить и насколько он сам может знать про это магическое искусство?
— Скажу сразу — этой штукой можно убить. Я не хотел бы вмешивать в это полицию, потому что срок давно вышел и единственный эксперт — я сам… Но я уверен — дедушку убили именно с помощью каллиграфии. И убийц не найдут. Даже бывший губернатор ухитрился кому-то крепко насолить…
— А как теперь твой отец от этого защищается?
— Никак. Отец прекрасно понимает, что он слишком бесполезен, чтобы на него покушались.
— Как думаешь, профессор Окава Сюмэй достаточно бесполезен, чтобы не надо было делать ничего особенного?
— Кто знает. Публика нашего времени настолько хочет видеть кровавых шутов, что готовы простить им даже власть в государстве.
— Откуда ты это знаешь?
— Мне Селин рассказал.
— Это кто такой?
— Писатель. Французский. Современный. Вы могли про него слышать, но скорее всего нет.
— Подожди-ка, — адмирал нахмурился. — Этот твой Селин — он на вид такой потёртый и вредный, ходит в помятом пальто, и с собой у него всегда кот — огромный, серый и пушистый, в специальной клетке для переноски животных. — И адмирал показал пальцами приблизительную форму этой клетки.
— Да, именно такой. Только во сне он был без кота.
— Всё, знаю его!.. — Директор откинулся на спинку кресла так, что на флотских погонах сверкнули золотистые цветочки сакуры.
— Откуда вы его знаете? Он вам тоже снился?
— Не важно. Это всё равно засекречено. Продолжаем.
Кимитакэ сам не понял, как беседа перетекла к биографии прославленного доктора Окавы Сюмэя. Видимо, просто перетекла на алой волне терпкого вина.
Было не очень ясно, как это может помочь в организации каллиграфической защиты. Кимитакэ подумал, подумал над этим вопросом, глотнул ещё вина и решил, что адмирал попросту по-настоящему плохо разбирается даже в обычной каллиграфии. И попросту рассказывает всё, что удалось выяснить, — вдруг что-нибудь пригодится.
К тому же сама биография оказалась настолько интересной, что Кимитакэ сам не заметил, как заслушался. Он не особенно интересовался его творчеством и идеями, если не считать мощнейшего открытия, что «пройдя через коммунистическую революцию, Россия вступила в противоестественную связь с Красным Драконом…». Но с каждым новым событием жизнь и личность Окавы Сюмэя становились всё интереснее.
Кимитакэ был бы счастлив сразиться с таким великолепным противником.
2. «2600 лет истории» Окавы Сюмэя
Про профессора Окаву Сюмэя написано слишком много — и всё не по делу. Поэтому придётся рассказать про него с начала и во всех подробностях.
Окава Сюмэй был одним из самых деятельных интеллектуалов военного времени. При жизни в американских газетах его называли самым опасным человеком Японии.
В наши дни всем уже ясно, что это был настоящий боевой мудрец, которого ожидаешь встретить скорее где-нибудь в горах Сычуани, а то и в классической древности. Укрытое пеплом забвения в послевоенную эпоху, в наши дни это имя всё ярче разгорается над просторами пробуждающейся Евразии — вот почему каждому из нас следует побольше узнать про этого великого человека.
Он родился в Сакате — небольшом городке на морском берегу, что окружён уютными зелёными холмами.
Если двинуться от этого города на север, окажешься в суровых, так и не освоенных горных лесах, которыми порос весь север главного острова Японского архипелага. Эти места, хоть и неприветливые, тоже могут быть полезны для государства, но они так толком не освоены, — ведь нужно осваивать кучу новых колоний, от Суматры до Карафуто. Так что после Сендая до самого более-менее заселённого побережья Аомори досужие пассажиры увидят только сосны, редкие халупки путевых обходчиков и нищие, затравленные деревеньки.
В этих деревеньках живы древние обычаи, потому что на усвоение новых у тамошних жителей нет ни денег, ни возможностей. Стариков относят в горные леса, как только они одряхлеют настолько, что точно не могут вернуться. А лишних младенцев по-прежнему оприходуют, причём прогресс добрался и сюда: раньше просто решали головой об забор или душили руками, а теперь заворачивают головку в газету, пока малютка не задохнётся.
Но юный Окава смотрел совсем в другую сторону, на юг. Там, на юге, располагалась далёкая загадочная столица, а ведь только в столице человек его склада мог себя по-настоящему проявить.
Его славные предки
